Глядя на море

— Если послушать страховщиков, — иронично произнес Жан, — то у них всегда одно и то же на языке: это, дескать, не страховой случай. Кстати, как он там, Матье? Что у него была за болезнь?

— Депрессия, видишь ли, — язвительно заметил Фабрис.

— Для мужчины это далеко не самая приличная болезнь, — заявила Мишлин. — Но он всегда любил строить из себя невесть что. Только вспомните: он никогда не вел себя как другие мальчишки, а, забившись в угол, сидел там со своими книжками. Кстати, заметьте, сегодня его здесь нет, потому что ему наплевать на мой день рождения!

— Не думай так, — попытался возразить Сильвен. — Он-то как раз и…

— Я знаю, что говорю! Первое время он часто приходил ко мне, но потом перестал себя утруждать. Но раз вы трое — у меня, я совершенно счастлива и не собираюсь отравлять себе удовольствие из-за этого неблагодарного Матье; все это не имеет большого значения.

Мишлин искала одобрения или сочувствия на лицах сыновей, но те словно застыли, глядя куда-то позади нее. Прежде чем она успела повернуть голову, раздался голос Матье:

— Однако неблагодарный Матье здесь!

Он стоял на пороге широко распахнутой двери, а рядом была Анжелика.

— Как раз папа все и задумал, чтобы сделать тебе сюрприз, — произнесла девушка, очень четко выговаривая каждое слово. — Благодаря отцу мы и собрались здесь все вместе.

В руках она держала коробку с тортом, которую опустила на стол резким движением. Потом Анжелика достала из сумки картонные тарелки и пластиковые столовые приборы. В комнате воцарилась тишина, а Матье не тронулся с места. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, видимо, не собираясь больше продвинуться ни на шаг. Анжелика подошла к бабушке и сдержанно поцеловала ее.

— Ты так добра, девочка моя…

Даже когда бабушка ей улыбнулась, девушка осталась стоять с сердитым видом. На лице Мишлин отразилось раскаяние.

— А я и не мечтала, что увижу вас сегодня.

— Разве все это имело значение, если мы с папой правильно тебя расслышали?

— Не смей так думать! Я всегда рада тебя видеть. Это ты мне принесла такой чудесный торт?

— Не я, а папа.

Смутившись, Мишлин заерзала в своем кресле, потом кивнула Матье:

— Ну что же ты, проходи! Что это за торт? Надеюсь, не миндальный? Напоминаю, что мне нельзя орехов и сухофруктов из-за высокого уровня калия в крови.

— Я помню об этом, — сказал Матье. — Это грушево-шоколадный торт.

— Твой любимый десерт, — холодно заметила Анжелика.

Снова наступила тишина, пока наконец слово не взял Сильвен.

— Ну что, попируем немного! — Он подошел к Матье, похлопал его по плечу и добавил: — Ты что-то неважно выглядишь. Похудел, по-моему.

— Уже начинаю поправляться.

— Фабрис рассказал нам о твоей книжной лавке. Удастся выйти из положения?

— Думаю, да. Особенно если Фабрис приложит к этому усилия!

— Как поживает прелестная Тесс?

— Понятия не имею. Я давно ее не видел.

— Ясно…

Сильвен, взглянув на него, покачал головой.

— Если почувствуешь, что не можешь выбраться из депрессии окончательно, обратись к психиатру.

— Я им не доверяю. Скажем так: у меня имелся отрицательный опыт.

— Что вы там секретничаете! — раздался голос Мишлин из другого конца комнаты.

Она смерила Матье недовольным взглядом, раздраженная его тихим разговором с Сильвеном.

— Дай своим сыновьям пообщаться между собой, бабушка! Они так редко собираются вместе все четверо.

Анжелика все еще ни разу не улыбнулась. Слова, которые она услышала, не успев войти, больно ранили ее. Особенно ее возмутил полупрезрительный тон бабушки. Но она была достаточно хорошо воспитана, чтобы это скрывать, и достаточно умна, чтобы не подливать масла в огонь. Она принялась резать торт и позволила себе только одно замечание:

— Постараюсь разрезать его на равные доли, буду очень справедливой!

Но бабушка не поняла намека, она не знала, кому улыбнуться из первых трех своих сыновей.

* * *

Матье выплыл из тяжелого, беспокойного сна. Было уже светло, и по стеклу окна струились дождевые потоки. Как всегда утром, прежде чем встать с постели, он первым делом анализировал свое душевное состояние. Страх опять впасть в нервное расстройство еще прочно удерживал его, и он боялся снова проснуться с отвращением ко всему. Он стал опрашивать себя по всем «тревожным» пунктам. Голоден ли он? Да. Хотел ли он поскорее попасть в свой книжный магазин? Да. Перспектива того, что сейчас надо пойти и принять душ, вызывает у него желание поглубже зарыться в одеяло? Нет. Не был ли он разбит, деморализован и не имел ли склонности к самоубийству? Нет! Ух ты, он же был в полном порядке! И это состояние, длившееся вот уже несколько дней, казалось ему одновременно необычным и хрупким.

Матье встал, пошел под душ. Не набравший пока потерянных за последние месяцы килограммов, он заставил себя хорошо позавтракать перед уходом. Работы в магазине были завершены, открытие состоялось, осталось лишь вернуть нескольких клиентов, которые отказались от его книжного магазина, и вдобавок найти новых, чтобы двигаться дальше.