Глядя на солнце

«В полях мы ластим пшеницу и лис». Другие члены экскурсии, и первыми, конечно, развязные молодожены, захихикали, но Джин предпочитала этот альтернативный язык. «В полях ластут тлостник, свекла, калтофель и леди-с». «В тысяча девятьсот семидесятом хлам был обновлен». «Тепель мы посетим соббинг-центл».[6] Даже Джин улыбнулась, когда услышала это в Кантоне. Но улыбнулась она удачности такой подмены. Западные туристы покидали свои автобусы, чтобы потратить деньги на вещи, которые китайцы в подавляющем большинстве позволить себе не могли. Его справедливо называют «рыдающим центром». Кантонская Стена Плача.

Нет, эта земля не казалась такой уж странной. В деревнях было много бедности и простоты, но они представали перед Джин в образах, которые могли бы принадлежать ее собственному детству. Поросенок, притороченный к седлу велосипеда на дороге, ведущей к рынку; старуха, покупающая два яйца с лотка, яростно проверяя их на просвет; дробная россыпь слов торгующихся покупателя и продавца, потный раскоряченный ритуал пахаря, идущего за плугом, и заплатанная одежда. Все это, после войны в значительной мере исчезнувшее на Западе, тут цвело пышным цветом: в сычуаньской деревушке, где автобус сделал остановку для посещения уборной и фотографирования, она увидела сушащееся заплатанное кухонное полотенце. Сушилось оно не на веревке, а на бамбуковом шесте, всунутом между сучьями баньяна, и заплаток на полотенце было больше, чем исходной ткани.

Старая бедность выглядела знакомой; а воплощения новых денег даже еще более знакомыми: большие радиоприемники, японские фотокамеры, яркая одежда, подчеркнуто исключающая синий и тускло-зеленый цвета, уныло обязательные в недавнем прошлом. И солнечные очки: парни, чьи транзисторы гремели, даже когда они дефилировали вокруг мемориала Сунь Ятсена в Наньцзине, щеголяли в солнечных очках, пусть небо было пасмурным и тучи нависали низко. Джин заметила, что считалось стильным не отдирать ярлычок с названием фирмы.

В наньцзинском зоопарке две персидские кошки сидели в клетке с надписью «Персидские кошки». В коммуне под Ченду они осмотрели маленькую мастерскую, где меховые манто шились из собачьих шкур; молодожены оделись в немецко-овчарочные и попозировали перед камерами друг друга. В бэйцзинском цирке они видели, как жонглер жонглировал золотыми рыбками, с гордым апломбом вынимая их из широких рукавов своей шелковой куртки — Джин этот трюк показался не особенно трудным. В Кантоне на Промышленной Ярмарке они видели пластмассовый бонсай.

Символом статуса среди местных гидов был работающий на батарейках мегафон. В Яньджу гид влез в микроавтобус и приветствовал их от имени города, а экскурсанты, в лучшем случае всего в десяти футах от усиленного гремящего голоса, ежились на своих сиденьях и пытались подавлять смех. На нефритовой фабрике объяснения женщины-мастера переводил гид, чей мегафон не работал. Но вместо того чтобы просто его отложить, гид упрямо держал его у самого рта и кричал сквозь него. Когда их пригласили задавать вопросы, кто-то спросил, как отличить хороший нефрит от плохого. Сквозь бессильный мегафон донесся крик: «Вы на него глядите и, глядя, определяете его качества».

Джин ожидала обычной международной безликости в самолетах китайских внутренних линий, но даже там ощущалась печать Востока. Стюардессы выглядели школьницами и словно бы не знали, что им делать; когда самолет пошел на посадку в Бэйцзине, одна из них, заметила Джин, все время стояла и смущенно захихикала, когда они приземлились. В китайских самолетах алкогольные напитки не подавались, вы получали арахисовые батончики, кусочки шоколада, пакетики леденцов, чашки чая и сувенир. Один раз ей досталось кольцо для ключей, а в другой — миниатюрная адресная книжечка в пластиковом переплете, размеры которой наводили на мысль, что типичными пассажирами китайских авиалиний были мизантропы.

В Ченду она расспросила одного из местных гидов — высокого учтивого мужчину, которому могло быть от двадцати до шестидесяти лет, — о его жизни. Он отвечал, мешая подробности с неопределенностью. Он недавно вернулся после десяти лет в деревне. Были некоторые трудности. Английский он выучил самостоятельно с помощью пластинок и кассет. Каждое утро перед завтраком он выносит ночные нечистоты на свалку по соседству. У них один ребенок. Ребенок часто остается у бабушки с дедушкой. Его жена работает механиком в гараже. Она работает в другую смену, чем он, и это удобно, так как он любит практиковаться в английском с помощью пластинок и кассет. На банкете он не пил, так как мог бы покрыть себя позором, а тогда его не пригласят вступить и Партию. Он очень хочет, чтобы его пригласили вступить в Партию. Были некоторые трудности, но теперь трудности позади. Один день в неделю выходной плюс пять дней на протяжении года, плюс две недели, когда вы женитесь. В эти две недели вам разрешается путешествовать. Может быть, люди разводятся, чтобы снова жениться и получить еще две недели отпуска.