Глиняные буквы, плывущие яблоки

Его пригласили для беседы люди из серого здания, выстроенного в тридцатые в новоегипетском стиле в центре города. Человек из египетского здания оказался приятным по виду новичком; на Кима глядел с любопытством, всё пытался узнать, сколько тот получает за свои клеветнические материалы. На прощанье пожелал творческих успехов, а также скорейшего прекращения подрывной деятельности: «Подумайте о своих детях…» – «У меня нет детей», – сказал Ким. «Тогда о жене…» – «У меня нет жены». – «Тогда о ваших родственниках!» – «У меня нет родственников» (тогда начали шерстить бизнес, родня схлынула за бугор и не подавала сигналов). Египтянин допил кофе. «Тогда подумайте о себе. О самом себе. Вы-то сами существуете?»

Ким существовал. Но как-то неубедительно. Поменял псевдоним, с Баранова на Козлова. Отрастил наконец усы. Теперь он уже был похож не на старшеклассника, а на студента; если процесс пойдет и дальше такими темпами, к пятидесяти он вполне потянет на молодого специалиста. Обставил квартиру, изгнал тараканов; кислый запах в ванной сменился его, Кима, горьковатым холостяцким духом.

Только тишина всё так же звенела в ушах и давила на затылок. «Ма-мэ-ми-мо-му…» – напевал Ким, чтобы разогнать ее. Завел котенка; котенок превратился в рыжего кота, пропадавшего днями в амурных командировках; появлялся только на подзаправку, стуча лапой по форточке; вскоре все помойки в округе были облеплены маленькими копиями его Мурзика…

Из египетского дома пока не теребили. Утихомирились и двойники в Сети, ручеек материалов с «бараньей» подписью иссяк, одна из «его» статей, про вырубку лиственных деревьев в городе, ему даже понравилась.

Наконец, за подписью «Т. Баранов» появилась статья про председателя одного из объединений воинов-«афганцев»…

Вернувшись в тот вечер, не сразу сообразил, что дверь не заперта.

Решил, что сам забыл закрыть. Толкнул.

В комнате желтела настольная лампа.

В кресле сидел незнакомый человек и наливал себе что-то.

Рядом в странной позе валялся Мурзик.

«Извините, Тельман Виссарионович, пришлось зачистить вашего кота, всего меня исцарапал», – сказал незнакомец. На лице – царапины, на столике – салфетки с кровью.

Инстинкт самосохранения толкал Кима назад, в подъезд; инстинкт журналиста – в противоположном направлении – к гостю, его протянутой ладони…

«Кучкар, – ладонь гостя была твердая, как камень, и такая же гладкая и холодная. – Сторожевых собак видел, а сторожевых котов – первый раз. Готов компенсировать вам вашего любимца. Двести зеленых устроит? Нет? А триста? Ладок, триста пятьдесят, с учетом ритуальных расходов».

Гость достал пачку, начал отсчитывать.

«Уберите деньги, – сказал Ким. – Кто вы такой?»

«Двести… Триста… И еще пятьдесят. Всё. Я? Я думал, вы со мной лучше знакомы. Кучкар, герой вашей последней статейки».

Смочил салфетку водкой, приложил к щеке, скривил губы.

«Это не моя статья».

«Не ваша? А чья? Под фамилией “Баранов” писали два человека. Так? Первый Баранов, как вам известно, это вы сами. Второй, как вам тоже известно…»

Замолк, вглядываясь в лицо Кима. Направил в него настольную лампу.

«Мне неизвестно. Если известно вам – скажи2те и поставьте лампу на место».

«Ладок… – Кучкар опустил лампу, доплескал водки. – Второй – это я».

Да, вторым Барановым был этот Кучкар. Бывший политик, бывший бизнесмен, в действительности – всё еще и бизнесмен, и политик, только под вывеской общества «афганцев». Еще и журналист, как выяснилось.

«Писатель, – поправил Кучкар. – Со школы баловался, писал диссидентские сказки. Потом в Афгане, чтоб не свихнуться. Подписывал, для себя – “Баранов”».

«Почему?»

«Имя такое у меня – Кучкар. Баран то есть. И по гороскопу Баран. И по году».

«Я тоже – по году».

«Тоже шестьдесят седьмого?»

«Пятьдесят пятого».

«Молодо выглядите».

Ким поджал губы.

«Все мы – бараны, – похлопал его по плечу Кучкар, – только некоторые знают это, а некоторые – нет. Все-таки интересно, кто наклепал на меня эту статью?..»

Распечатка была у него с собой.

Ким еще раз пробежал глазами. Классический «слив».

Один абзац – комсомольская карьера; папаша, оказавшийся под следствием по «хлопковому делу»; служба в Афгане, но не на передовой, а в тепленьком штабе.

«Посидел бы он, сука, сам в этом штабе…» – ухмыльнулся Кучкар.

Еще абзац: возвращение из армии; страна, в верности которой он присягал под афганским солнцем, разлеталась на части. Кучкар неделю пьет, покупает новый спортивный костюм и делается предпринимателем; пробует заниматься хлопком; когда хлопок подгребают под себя рыбы покрупнее, начинает крышевать обменники, играя на перепадах мифологического официального курса и реального, базарного. Спортивный костюм с обвисшими коленями выбрасывается, приобретается малиновый пиджак; возле Госпиталки возникает офис: компьютер и секретарша с такими длинными ногами, что на них любая юбка кажется «мини». Вскоре придавили и обменный бизнес; Кучкар закрыл офис, прощально отлюбил заплаканную секретаршу, купил костюм мышиного цвета и ушел в политику.