Глиняные буквы, плывущие яблоки

– Та-ак. Сразу видно, в твоей голове ни одной государственной извилины нет. Разрушаешь – весь этот исторический стройматериал, кирпич-мирпич, мрамор-мозаику списываешь как строительный мусор. Так? Клиент на него уже есть, даже иностранцы приезжали. Иностранцы как сюда зашли: ах, ох, обморок. Антик! Пятнадцатый век! Я им говорю: э, какой пятнадцатый, это еще ваш Македонский тут строительно-монтажными работами руководил, это минимум десятый век или восьмой какой-нибудь. Но цену все равно хорошую назвали, просто – очень приятную для настроения цену.

Председатель зажмурился и произвел губами такие движения, словно собирался от удовольствия поцеловать воздух.

– Я уже среди больших людей с кем надо договорился-пообещал... Делиться придется, у них наверху такой аппетит – акула от зависти умрет. Ну, ничего. Сейчас они приказ разрабатывают, эту баню сломать и так отреставрировать, чтобы красивее прежнего было. Художника даже нашел, который вместо испорченных рисунков новые накрасит, и недорого. Видал, как он Македонского изобразил? Правда, красиво?

Председатель сделал еще один круг по залу; как будто ноги у него были связаны с языком какими-то шестеренками, и, как только начинал крутиться язык, тут же отправлялись в путь и ноги.

– Так что ты очень ошибался, когда думал, что я про город-сад только для болтовни говорю. Я его всем здесь устрою! Весной все здесь забором перегородим, стройку начнем. В качестве чернорабочих буду село использовать, они за миску супа на все согласятся, родную мать мне принесут. Я им скажу: унесите мать обратно, работать надо, родине свой труд посвящать. Вам за это большая награда будет, скажу. Миска супа и премия. И воду государство даст, для стройки вода нужна, а остатки воды буду людям давать. Они, конечно, песок-цемент научатся воровать и со мной делиться, хорошо жить начнут. Здорово? Все село у меня от благодарности под калошей ползать будет.

Учитель молчал.

– Как новую древнюю баню построим, начнем туриста привозить. А турист сувенир любит. Он ради этого сувенира только везде и ездит. Вот я производство сувениров организую, будем разные пионерские значки и матрешки с портретом Александра Македонского продавать... На этом село еще сильнее обогатится! Соседним селам их варварский нос утрем! Наука и прогресс придут к нам, Ариф-жон... Со средневековьем попрощаемся!

Председатель резко остановился.

Луч освящал плечо Учителя и часть шеи с артерией.

– А теперь... – Председатель мрачно помассировал губы друг об друга. – Теперь скажи, что можешь предложить им ты, оборванец? Что можешь дать им, кроме своего алфавита?!

Молчание.

– Я ведь справки о тебе наводил, все о тебе знаю. Одного не могу понять. Тебе предлагали в городе учебу продолжить... Ты к нам попросился. У тебя болезнь нашли, в больнице отдохнуть предлагали... Ты вместо больницы к нам приехал. Каким медом для тебя здесь пахнет, а? Молчишь? Что ты за азбуку здесь проповедуешь? Что ты в этой Бане все вынюхиваешь, а? Тебя подослали, скажи? Тебя подослали! Мои враги – тебя подослали! Мои враги мешают мне работать! За каждым моим шагом следят, шакалы недоверчивые! В тарелку мою залезают, кровать мою подслушивают! Слухи гадкие про меня народу рассказывают... А теперь мне Баню благоустроить мешать будут, музей под открытым небом мне портят! Не дождутся!

Лицо Председателя стало похоже на несколько плотно прижатых друг другу кулаков. Кулаки щек, кулак лба. Кулак подбородка. Казалось, сейчас какой-то из этих кулаков вырвется из перекошенного лица и убьет Учителя.

Учитель улыбнулся:

– Акя, меня никто не посылал. А завтра, если я только найду одну букву...

– А завтра, – перебил Председатель, – если за сегодняшний день ты не расскажешь, кто тебя подослал и не назовешь фамилии... то завтра будет твой последний день! Все село считает тебя колдуном, и достаточно одной ма-аленькой спички, чтобы люди увидели в тебе главное зло и виновника их проклятой жизни. И завтра эта спичка чиркнет о коробок их терпения... И я не смогу защитить тебя от самосуда толпы, хе-хе...

Луч стоял на Учителе, вынимая его из темноты целиком. Даже последние слова Председателя не согнали с его лица улыбки... Пора заканчивать.

– Искандер! – закричал Председатель. – Куда ты провалился, собака? Куда вы все провалились?!

В зал снова хлынули люди.

Участковый, схватив Учителя, поволок его прочь.

– Учителя арестовали! Учителя в тюрьму арестовали! – Золото бежал по притихшему селу. – Нашего Учителя!

Лаяли и выли собаки. Осторожно открылось несколько ворот. Кто-то вышел. Кто-то, наоборот, стал дрожащими руками закрывать на задвижку.

Иван Никитич, выйдя из ворот, долго смотрел вслед убегающему Золоту.

– Сохрани нас, Царица Небесная...

А Золото все кричал:

– Лю-уди! Учителя арестова-а-али!

В тот же вечер по домам прошелся Участковый.

С населением профилактическую беседу имел.

8.

Утро было солнечным и мертвым. Ветер как будто вообще из природы исчез. Ничего не дует