Глиняные книги

Когда гипс затвердел, растопили парафин. И тогда взору реставраторов предстал прекрасный памятник древнего мастерства. Они увидели чудесную голову зверя с открытой пастью и высунутым красным языком. Глаза были выложены из кусочков белой раковины, зрачки — из лазоревого камня.

Тонкий слой медной окиси прочно пристал к гипсу, точно воссоздав древний образец.

Статуэтка льва была в свое время сделана из дерева и обшита чеканной листовой медью. Дерево истлело, медь окислилась, но уникальная скульптура была всё же сохранена для человечества.

Этот пример приведен для того, чтобы показать, как далеко шагнула вперед археология. Теперь научились воскрешать даже то, что подверглось почти полному разрушению. Во времена Ботта по неведению нередко разрушали хорошо сохранившиеся памятники культуры, которые могли бы украсить лучшие музеи мира.

Ассирийские воины и их вооружение.

Вернемся, однако, в Хорсабад.

Гибель великолепных произведений искусства не обескуражила французского консула. Ботта с удвоенной энергией принялся за раскопки. Он вгрызался в землю, проникая в новые помещения, — и не переставал удивляться богатству и роскоши их отделки. «Это, несомненно, какой-то дворец», — решил Ботта.

Он думал, что ему удалось, наконец, напасть на след древней Ниневии. Той самой Ниневии, которая наводила страх и ужас на все народы древнего Востока и о которой так много и восторженно писали ее современники.

— Она занимает пространство на три дня ходьбы. Одних лишь младенцев, не умеющих отличить правой руки от левой, в ней более ста двадцати тысяч, — твердил один.

— А купцов в ней более, нежели звезд на небе; всякой драгоценной утвари — неисчерпаемый запас. Ее князья — как саранча, военачальники — как рой мошек, — вторил ему другой.

— Это город торжествующий, живущий беспечно, говорящий в сердце своем: «Я, и нет иного, кроме меня», — писал третий.

Открытие русского востоковеда

Первым востоковедом, побывавшим на месте раскопок Ботта, был магистр Казанского университета В. Ф. Диттель.^[3]

В 1842 году молодой ученый отправился в трехгодичное путешествие по Ближнему Востоку. Диттель блестяще знал арабский, персидский, турецкий и другие восточные языки. Он был очень любознателен и отличался исключительным трудолюбием и непреклонной настойчивостью в достижении цели.

Движимый одним стремлением — обогатить науку, познать далекое прошлое стран Востока, Диттель проникал в такие отдаленные и заброшенные уголки, куда до него не ступала нога европейца. Поминутно рискуя жизнью, он с горсткой спутников посещал труднодоступные горные ущелья, форсировал вплавь бурные реки, совершал многодневные переходы по ужасающему бездорожью. И всё это подчас без топографических карт и проводников, а иногда и без съестных припасов.

Вот колоритная картинка с натуры, набросанная рукой самого Диттеля. «Восточные дороги, — писал он, — представляют какую-то хаотическую полосу, забросанную как попало каменьями, в которых теряются тропинки, называемые дорогою. Каменья разных размеров и форм, утесы, овраги, горы, ущелья, леса, реки и болота, пески, — словом, решительно всё соединяется на дорогах. Но это нисколько не мешает пробираться, влезать, спускаться и, наконец, терять тропинку, по которой идет ваша лошадь или другое животное, обреченное на такую муку».

Диттель мужественно переносил все трудности и невзгоды, выпавшие на его долю. И всюду он тщательно изучал местные говоры и наречья, легенды и предания, памятники старины; приобретал рукописи и древние монеты; пополнял свой путевой дневник самыми разнообразными сведениями.

Узнав о раскопках Ботта, Диттель сразу же поспешил в Мосул. «Мне удалось видеть открытие Ботта в совершенном их блеске… — пишет он в своем отчете о путешествии. — Таким образом я был первый путешественник, рассмотревший самую большую часть или весь памятник древнего ассирийского зодчества. Необыкновенное богатство клинообразных надписей и описание частей памятника удержали меня в Хорсабаде на несколько дней, где… я делал исследования во всех подробностях».

Обломок камня с клинообразной надписью, найденный В. Ф. Диттелем в Нимруде.

Одним из результатов этого исследования было огорчительное для французского археолога заключение, что раскопанный дворец нельзя считать ниневийским. По всей вероятности, утверждал Диттель, это лишь один из пригородных дворцов ассирийских властелинов.

Ботта не хотел соглашаться с русским ученым. Он тешил себя надеждой, что напал на следы Ниневии — столицы Ассирии.

Будущее показало, что прав был Диттель.

В окрестностях Мосула он обратил внимание на огромный нимрудский холм. Почти четверть века назад его посетил Рич. С тех пор сюда никто не заглядывал. Эту местность, находящуюся в пяти с половиной часах пути от Мосула, Диттель справедливо называет «забытой всеми путешественниками». Но он уверен, что нимрудский холм скрывает великолепные памятники прошлого, может быть еще более значительные, чем те, которые открыл Ботта.