Глиняный мост

Оглянувшись, он увидел старушку, которая указывала на него, посасывая губы.

Должно быть, вкусные.

– Вы не против?

У нее был размытый взгляд, на ней были поношенное платье и чулки. Казалось, зной ей нипочем.

– Можно попросить у вас один цветочек?

Клэй заглянул в глубокую морщину, длинную борозду над ее глазами. Протянул тюльпан.

– Благодарю, благодарю, молодой человек. Для моего Уильяма.

Клэй кивнул и следом за ней прошел в кладбищенские ворота: двинулся вдоль могил. Добравшись до нужной, он присел на колено, потом постоял, сложил на груди руки и посмотрел на предзакатное солнце. Он не мог бы сказать, сколько времени прошло, прежде чем по бокам возникли Генри и Томми, а у памятника – высунувшая язык Рози. Ребята стояли, ссутулившись, но не обмякнув, и держали руки в карманах. Если бы у собаки были карманы, не сомневаюсь, она тоже сунула бы туда лапы. Все их внимание было сосредоточено на могильной плите и увядавших на глазах цветах, которые положили перед ней.

– Ромашек нет?

Клэй отвел глаза.

Генри пожал плечами.

– Ну, Томми.

– Что?

– Отдай, его очередь.

Клэй вытянул руку. Он знал, что делать.

Он взял флакон со спреем, брызнул на металлическую табличку. Затем ему подали рукав от серой футболки, и он как следует потер и отполировал памятник.

– Пропустил кусок.

– Где?

– Томми, ты слепой? Вон, в углу, смотри. Глаз нету?

Клэй послушал их перепалку, потом еще поводил тряпкой по кругу; рукав стал черным: грязные губы города. Все трое мальчишек были в майках и потрепанных шортах. Все трое сжали зубы. Генри подмигнул Томми.

– Молодчина, Клэй, а теперь пора в путь, а? Неохота опоздать на главное событие.

Томми с собакой двинулись первыми, как всегда.

Затем Клэй.

Догнав их, Генри заметил:

– На нормальном кладбище и соседи норм.

Что и говорить, гнать пургу он мог бесконечно.

Томми сказал:

– Терпеть не могу сюда ходить, ты же знаешь, да?

А Клэй?

Клэй – всегдашний тихоня, улыбака – только обернулся напоследок и еще раз бросил взгляд на залитое солнцем поле статуй, крестов и могильных плит.

Они выглядели как кубки за второе место. Все до единого.

Дикари

Тем временем на Арчер-стрит ситуация на кухне зашла в тупик.

Убийца медленно попятился за дверь, в комнаты. Тишина в доме устрашала – бескрайнее море, где совесть терзала его и топила, – и вместе с тем оказывалась фальшивой. Урчал холодильник, дышал мул, к тому же в доме обнаружились и другие животные. Вот сейчас, отступив в коридор, Убийца почувствовал рядом с собой какое-то движение. Не шел ли кто-то по его следу?

Какое там.

Нет, звери не представляли совершенно никакой угрозы: больше всего его пугали двое старших нас.

Я, ответственный, – уже давно кормилец семьи.

И Рори, несокрушимый, – человек-гиря.

Примерно в шесть тридцать Рори стоял на другой стороне улицы, привалившись к столбу, улыбался криво и растерянно, улыбался лишь в шутку; мир был пакостным, и Рори таким же. После недолгого поиска он снял с губ длинный женский волос. Кто бы она ни была, где бы ни находилась, в мыслях Рори девушка сейчас лежала, раздвинув ноги. Девушка, о которой мы не узнаем, которую не увидим.

А минутой раньше он столкнулся с девушкой, которую мы знаем, с девушкой по имени Кэри Новак. Прямо возле ее дома.

Она пахла лошадьми и приветственно окликнула его.

Спрыгивая со старого велосипеда.

У Кэри были густо-зеленые глаза и каштановые волосы – километрами спадавшие по спине, – и она передала ему сообщение для Клэя. Оно касалось книги: одной из трех, важных для всего.

– Скажи ему, что мне по-прежнему нравится Буонаротти, ладно?

Рори растерялся, но не шелохнулся. Только губы зашевелились:

– Борна… кто?

Девчонка рассмеялась, направляясь к гаражу.

– Просто передай, ладно?

Но потом сжалилась, обернулась на ходу, такая веснушчаторукая и уверенная. В ней была какая-то особая щедрость – зноя, пота и жизни.

– Ну, знаешь, – сказала она, – Микеланджело?

– Чего?

Рори еще больше запутался. Чокнутая, подумал он. Милашка, но совершенно чокнутая. Кого чешет этот Микеланджело?

Но тем не менее сообщение застряло в голове.

Нашел столб, передохнул у него, затем перешел дорогу, домой.

Рори хотелось чутка подкрепиться.

А я, я был недалеко, ехал, полз в пробке.

Вокруг, впереди, позади, выстроились тысячи машин, устремлявшихся к разным домам. Упорная волна зноя наваливалась через окно моего универсала (того, на котором я езжу до сих пор), и бесконечно тянулась кавалькада рекламных щитов, магазинных витрин и порциями движущихся пешеходов. С каждой подвижкой город вламывался в салон, но в нем оставался и привычный запах дерева, шерсти и лака.

Я высунул руку за окно.

Тело ощущалось как деревянная колода.

Ладони у меня были липкими от клея и скипидара, и мне хотелось одного: скорее попасть домой. Принять душ, сварганить ужин и, может, почитать или посмотреть старый фильм.

Ведь не так много и хотел, правда?

Доехать до дому и отдохнуть?

А вот и выкуси.

Бернборо

На такие дни у Генри были свои правила.

Во-первых, обязательно пиво.

Во-вторых, холодное.

По этой причине он оставил Томми, Клэя и Рози на кладбище, с уговором позже забрать их в Бернборо-праке.