Глиняный мост

– Думаю, она ждала Клэя.

И только Ахиллес в Силвере по сию пору жив.

Похоже, это неубиваемый мул.

Томми живет рядом с музеем.

Потом Генри.

Ну а сами вы что предполагаете? Интересно.

Чего ожидать от брата номер три?

Он первым из нас женился и, что бы ни было, улыбнется. Он, конечно, занялся недвижимостью, но сначала скопил деньжат – выигрыши плюс сбережения.

Как-то, на одной из его знаменитых гаражных распродаж книг и пластинок, на Арчер-стрит появилась девушка с собакой. Ее звали Клео Фицпатрик. К некоторым людям все само плывет в руки, и Генри из таких.

– Эй! – позвал он, но сначала девушка в обрезанных шортах и рубашке и бровью не повела. – А кто это у тебя, помесь корги с ши-тцу, что ли?

Она сунула в рот пластик жвачки.

– Это келпи, болван.

Но я там был и сразу все понял.

Все отразилось в ее черных маслянистых глазах. Что характерно, она купила «Идиота» Достоевского и через неделю пришла опять. На следующий год они поженились.

Что касается Рори, то он, как ни странно, теперь ближе всех с отцом и часто ездит к мосту. Он по-прежнему грубый как рашпиль – или, как говорят люди вроде миссис Чилман, грубый как мешковина, – но годы обтесали острые края, и я знаю, как он всегда скучал по Клэю.

Вообще-то, вскоре после смерти миссис Чилман он переехал за город, недалеко: в Сомервилль, в десяти минутах езды. Ему нравится приезжать: посидеть в старом доме, выпить пива, от души посмеяться. Клаудия ему по душе, они болтают, но все же обычно мы сидим вдвоем. Мы вспоминаем Клэя, вспоминаем Пенни, передаем историю из рук в руки.

– Они ей дали шесть месяцев – сто восемьдесят с чем-то дней. Они ни хера не понимали, с кем связались.

Как и остальные, Рори теперь знает, что случилось на заднем дворе тем ослепительным утром; как наш отец не смог, а вот Клэй как-то сумел. Он знает и остальное, про Кэри и Окружность; и все равно мы неизбежно возвращаемся к этому – как она нам тогда сказала, здесь, на кухне.

– Как там Клэй сказал про тот вечер? – спрашивает он каждый раз и несколько секунд ждет ответа.

– Он сказал, что ты своим ревом зажег ему пламя в глазах.

И Рори каждый раз улыбается.

– Я его стащил с того стула, на котором ты сидишь.

– Да знаю, – говорю я, – помню.

А я?

Что ж, я справился.

У меня ушло на это лишь несколько месяцев, но я читал книги Пенелопы – ее иммигрантские эвересты – и открывал письмо Вальдека; я выучил телефон Клаудии.

Потом в один из вторников я вообще не стал звонить, а отправился прямо в школу. Она сидела в том же кабинете, проверяла сочинения и, когда я постучал, подняла глаза на дверь.

Она улыбнулась чудесной улыбкой живущего.

– Мэтью Данбар, – сказала она, увидев на меня. Встала и, не выходя из-за стола, добавила: – Наконец-то.

* * *

По просьбе Клэя я ездил в Силвер.

Я побывал там много раз, и не однажды – вместе с Клаудией Киркби.

Поначалу мы с отцом осторожно обменивались историями – про Клэя-сына и Клэя-брата. И я рассказал ему то, что просил Клэй, – о том последнем разе, когда он видел Пенелопу девочкой, которой она когда-то была. Наш отец пришел в полное изумление.

Был момент, я едва не сказал ему; почти сказал, но сдержался: «Теперь я понимаю, почему ты ушел».

Но, как и многое другое, мы можем понимать такое, не проговаривая вслух.

Когда сносили трибуны стадиона Бернборо и снимали старую беговую дорожку из красной резины, мы почему-то перепутали даты и не увидели этого бесславного события.

– Все эти прекрасные воспоминания, – сказал Генри, когда мы пошли посмотреть на обломки. – Великолепный тотализатор!

Клички и мальчишки у беговой дорожки – запах вечных полумужичков.

Я вспомнил, как мы тренировались с Клэем, а потом с Рори и как Клэя ловили и ломали.

Но главное, конечно, – там Клэй с Кэри.

Их я вижу яснее всех.

Сложившиеся пополам, на финишной черте.

Еще одно из его святых мест, которое стало пустым, кода он его покинул.

Что касается святых мест, то Окружность, кстати, до сих пор существует.

Новаки давно уехали с Арчер-стрит, вернулись к прежней деревенской жизни. Но пока мэрия и строители не добрались до Окружности, здесь ничего не строят, и значит, это место поныне принадлежит Клэю и Кэри, во всяком случае, в моих глазах.

Честно говоря, я полюбил это поле, и, как правило, когда особенно скучаю по Клэю, выхожу туда обычно поздним вечером, и Клаудия меня там находят. Она берет меня за руку, и мы гуляем.

У нас две дочери, и они прекрасны – они не знают сожалений; они – звук и цвет моего «здесь». Вы не поверите, но мы им читаем «Илиаду» и «Одиссею», и обе они учатся играть на пианино. Я сам вожу их на уроки и занимаюсь с ними дома. Мы сидим вместе над клавишами с надписью ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ, и это я – тот, кто педантично надзирает. Я сижу с веткой эвкалипта и замираю, когда они бросают игру и просят меня:

– Пап, расскажи нам про Девочку-сбивашку?

И, конечно:

– Можешь рассказать про Клэя?

И что мне остается?

Что я могу сделать, кроме как опустить крышку пианино и приступить к рассказу?

И все истории начинаются одинаково.

– Однажды, в приливе прошлого Данбаров…

Первую зовут Мелисса Пенелопа.

Вторую – Кристин Кэри.

И вот теперь все подходит к этому.