Глиняный мост

– Как в старые времена, – заметил Генри; оба были счастливы в тот момент, пусть их синяки и ссадины и горели. И он еще сказал: – Отличная была скачка.

Имея в виду Кэри.

Клэй, не отрываясь, смотрел через улицу и в сторону. Номер 11.

– Да.

– Ее победа должна быть. Дисквалификация, что за нахер.

Потом он ждал.

Окружность и ровный звук ее шагов: тихий шелест травы под подошвами.

Она пришла, и они еще долго не ложились.

Они сидели на краю матраса.

Разговаривали, и ему хотелось ее поцеловать.

Дотронуться до ее волос.

Хотя бы кончики пальцев окунуть в этот поток у ее лица.

В вечернем свете того дня волосы казались то золотыми, то рыжими, и нельзя было сказать, где они кончаются.

Но он не тронул.

Конечно, нет.

У них как-то сложились правила, и они их держались, боясь разрушить то, чем обладают. Довольно того, что они здесь, одни, вдвоем, – и у них было море других способов выразить благодарность.

Он вынул небольшую увесистую зажигалку и Матадора в пятой.

– Это лучший подарок, какой я только получал в жизни, – сказал он и на мгновение зажег огонь, тут же защелкнув крышку. – Ты так здорово сегодня скакала.

Кэри протянула ему «Каменотеса».

Улыбнувшись, она сказала:

– Я – да.

До того вечер тоже был славный, потому что миссис Чилман отворила окно. Она позвала их, подняв лицо:

– Эй, ребята, Данбары!

Первым отозвался Генри:

– Миссис Чилман. Спасибо, что подлатали вчера.

И перешел к делу:

– А у вас клевые кудряшки.

– Заткнись, Генри.

Но она заулыбалась, ее морщины пришли в движение.

Генри с Клэем поднялись на ноги и зашагали к краю.

Присели на корточки.

– Слышишь, Генри? – начала миссис Чилман.

Все это было как бы частью игры. Генри знал, что сейчас последует. Всякий раз, когда миссис Чилман так заглядывала снизу, она собиралась попросить книгу из его еженедельных закупок. Ей нравилось про любовь, детективы и ужасы – чем макулатурнее, тем лучше.

– У тебя для меня что-нибудь найдется?

Генри, кривляясь:

– Найдется ли у меня-а? А вы как думаете? Как вам нравится «Труп Джека Потрошителя»?

– Это у меня есть.

– «Мужчина у нее в подвале»?

– Это про моего мужа – тело так и не нашли.

(Мальчишки рассмеялись – миссис Чилман была вдовой, сколько они ее знали: об этом она и шутила.)

– Ладно, миссис Чилман, а вам, черт возьми, нелегко угодить! Ну что, может, «Похититель душ»? Это прям офигенная.

– Идет.

Старушка улыбнулась.

– Сколько?

– Ой, бросьте, миссис Чилман, оставим эти штуки. Давайте как обычно?

Он озорно подмигнул Клэю:

– Давайте просто скажем, что я вам ее отдаю гратис.

– Гратис?

Она вперила в них изучающий взгляд:

– Это что, по-немецки, что ли?

Генри расхохотался.

Потом они легли, и Кэри вспоминала скачку.

– Но я проиграла, – сказала она. – Я облажалась.

Скачка третья.

Скачки на призы винодельни Лэнтерн.

Тысяча двести метров; ее коня звали Снайпер, и они ужасно замешкались на старте, но Кэри нагнала. Она проложила путь сквозь толчею и пришла к финишу – и Клэй в гробовой тишине смотрел, как лошади выходили из поворота: проносящаяся буря копыт, и глаза, и цвет, и кровь. И мысль, что Кэри в гуще этого вихря.

Единственная неприятность случилась на последнем фурлонге, когда Кэри слишком сблизилась боками со вторым в скачке, Качай-Джемом – серьезно, ну и кличка! – и победа от нее ускользнула.

– Первый раз перед стюардами, – пожаловалась она.

Ее голос ткнулся ему в шею.

На крыше, когда сделка была одобрена (миссис Чилман настояла на выплате десяти долларов), соседка спросила:

– А как ваши дела, мистер Клэй? Вы теперь сами о себе заботитесь?

– В основном.

– В основном?

– В основном.

Она высунулась чуть дальше:

– Постарайся, чтобы полностью.

– Ладно.

– Вот и славно, красавчик.

Она уже собралась закрыть окно, но Генри решил не оставлять дело так:

– Эй, с каких это пор он у нас красавчик?

Миссис Чилман вернулась.

– У тебя острый язык Генри, это славно, но он красавчик.

И она помахала им на прощание.

Генри обернулся к Клэю.

– Ничего ты не красавчик, – заявил он. – Вообще-то, ты просто страшный.

– Страшный?

– Ага, страшный, как жопа Старки.

– А, ну ты-то недавно на нее поглядел, ага?

На сей раз он пихнул Клэя и отвесил ему дружелюбный подзатыльник.

Это непостижимо, иногда даже для меня, – мальчишечья и братская любовь.

Под конец он начал рассказывать.

– Там довольно тихо.

– Могу себе представить.

– А вот река совсем сухая.

– А как твой отец?

– Тоже довольно сухой.

Она рассмеялась, и Клэй почувствовал ее дыхание, и подумал об этом тепле, о том, как люди бывают теплыми, тепло идет изнутри наружу, как оно обдает тебя и исчезает, потом снова здесь, и ничто не постоянно…

Да, она рассмеялась и сказала:

– Не будь болваном.

Клэй ответил лишь «Ладно», и его сердцебиение стало ему велико: он не сомневался, что его слышит весь мир. Он посмотрел на девушку рядом, на ее небрежно закинутую ногу. Посмотрел на верхнюю петлю ее рубашки, на ее ткань.

Клетки.

Синий перешел в голубой.

Красный побледнел до розового.

Длинные гребни ключиц, озеро тени ниже.

Еле уловимый запах ее пота.

Как можно было любить так сильно и быть таким строгим, так долго молчать и не двигаться?