Глиняный сосуд

Агаров пожал руку заведующему и пошел к лифтам. Антон Григорьевич еще раз посмотрел на показания приборов над головой почти безжизненного тела новой пациентки и тоже направился к кабинету.

Рядом с входом он увидел ожидающую девушку.

— Здравствуйте, Екатерина Валерьевна. Что-то Вы сегодня рано.

— Здравствуйте, Антон Григорьевич. Хочу попросить Вас присмотреть за отцом. Возьмите конверт. Это Вам и сестрам.

— Ну что Вы, Екатерина Валерьевна, не стоит. У нас и так хороший уход за больными.

— Все равно возьмите. От меня не убудет, а вам пригодятся.

— Ладно, спасибо, — сказал доктор, спрятав пухлый конверт в карман. — Если нужна будет помощь, то подсоблю, чем смогу.

— Буду иметь в виду, — приняла к сведению девушка, добавив к обворожительному голосу еще и ослепительную производственную улыбку.

Зазвонил ее телефон. Она посмотрела, кто звонит, и сказала врачу:

— Я тогда побежала, Антон Григорьевич, много работы сегодня. Держите меня в курсе, если что.

— Всенепременно.

— Что будем теперь делать? Нужно искать врача на замену, иначе зашьемся.

Профессор молча выпил два стакана минеральной воды и лишь после этого вскрыл свои мысли, словно комбинацию карт в покере:

— Во-первых, директор на планерке сообщил о грядущих сокращениях. Если мы никого не возьмем, то, возможно, нас на время оставят в покое. Во-вторых, Василий, отставить пораженческое настроение!

Он провел рукой по пояснице, как-то неестественно вытянулся и, сморщившись от боли, добавил:

— Виктория, временно возьмете пациентов Елены Николаевны. Хирурги будут оказывать посильную помощь. Что сможем — доплатим. Понимаю, будет тяжело. У Вас еще мало опыта для работы в отделении пересадки сердца, но именно такие ситуации делают из интернов настоящих врачей.

Интерн подобралась на стуле.

— Сейчас нужно продолжать работу, — добавил Агаров. — Это самое главное. Держите под контролем Еременко.

Начальник глубоко вздохнул.

— А что, если она все-таки умрет? — спросил один из хирургов, протирая шею мокрым платком.

На него посмотрели, словно он озвучил мысль, которую никто озвучить не решался.

— Умрет? — задумчиво переспросил Агаров. — Если это случится, то нужно будет продавать ее квартиру. Родственников у нее нет.

— А как мы сможем это сделать?

— Что сделать? — не понял Агаров.

— Продать.

— Квартиру Елена Николаевна записала на отделение. Грубо говоря, на медицину.

В этот момент заскрипела входная дверь, будто бы ее приоткрыл легкий ветер из окна, и поначалу даже никто не обратил внимания, что в проходе стоит «миф».

Живой «миф» института — академик Щелоков: невысокого роста, худой как палка, с белой, как сахарная пудра, длинной бородой, в белом, всюду штопаном заплатками, не по размеру большом халате.

Он был чем-то похож на настенные старинные часы викторианской эпохи с двумя подвешенными гирями. Этими гирями были его непропорциональные его телу руки. Руки, спасшие тысячи жизней на операционном столе.

— Добрый день, коллеги, — произнес низким грудным голосом старец медицины. — Можно к вам?

И не дождавшись ответа, вошел.

— Угостите маленькой чашечкой кофе, — разглядывая засиженную мухами корзиночку с печеньем, просипел старик. — Будьте так добры.

Виктория медленно встала и подошла к кофейнику. Налила в белую чашку Елены Николаевны черной смолистой жидкости и аккуратно, боясь приблизиться, поставила рядом с ожившей картинкой из учебника.

Потом, также, не отрывая взгляда, села обратно на стул.

Профессор Агаров встал и, подойдя к академику, пожал остов некогда большой и крепкой руки.

— Я слышал, беда у нас случилась? — спросил Щелоков, разглядывая Викторию. — Говорил я ей, научись отдыхать. Все работала и работала.

— Состояние тяжелое, — констатировал Агаров. — Но мы надеемся, что она выкарабкается.

Все сидели, не дыша.

— Вам не кажется, профессор, что ось Еременко — Бестужева несет в себе что-то трансцендентное?

Агаров почесал однодневную щетину на подбородке.

— Операция действительно была непростой. Пришлось сшивать аорты разных диаметров. А так, чтобы что-то необычное…

— Врачи — тоже люди, и они могут ошибаться, — сказала, вдруг осмелев, Виктория.

Щелоков внимательно посмотрел на интерна сквозь толстенные увеличительные линзы. Вику сразу вжало в кресло, и она стала похожа на маленького жучка под микроскопом.

Агаров кинул на нее хмурый взгляд, мол, куда ты, молодой ивняк, лезешь?

— А ты, дочка, далеко пойдешь, — проговорил Щелоков с отцовской теплотой. — Правильно ты сказала. Врач может ошибаться. Это делает его мудрее.

Ненадолго повисла гробовая тишина, разорванная зазвонившим стационарным телефоном. Агаров протянул руку и снял трубку:

— Кардиохирургия, слушаю.

Несколько минут он молчал, и было видно, как недоумение на его лице сменяется смирением и опустошенностью. Через полминуты он положил трубку.

Все смотрели на профессора. Он окинул всех взглядом, в том числе и Щелокова, после каждого глотка словно бы жевавшего кофе, и произнес:

— Только что, не приходя в сознание, скончалась Елена Николаевна.