Глиняный сосуд

— Семен, открывай. Дело есть.

— Какое у тебя дело может быть, старая дура? — пролетела в сморщенной голове старика мысль. — Тебе на кладбище нужно лежать горизонтально, а не о делах думать.

Он отодвинул влево задвижку, и с расчехленной дежурной улыбкой открыл дверь.

— Дело есть, — озираясь по сторонам, проговорила бабка.

Потом повернула к нему голову и добавила:

— Мне еда нужна какая-нибудь, совсем немного денег и твой дождевик. Только быстро. Рассвет скоро.

Глаза старика совсем остекленели, верхняя губа, было, шевельнулась, но тут же замерла.

— Ты чего застыл? Говорю мне очень нужно. Все верну. Я в город собираюсь ехать.

— В город?

— Дашь или нет? Времени мало.

— Дождевик дам. Остальное сейчас посмотрю.

— Неси все, что есть. Я в город еду. Слышишь меня? В город!

Но старик уже не отвечал, скрывшись в темноте. Были слышны только его шаркающие шаги. Потом что-то со звоном упало: то ли ковш, то ли кастрюля. Дед ворчал, сопел, кряхтел, кашлял, словно небольшой работающий завод.

— Семен, поторопись! — крикнула бабка что было мочи. — Вечно тебя подгонять нужно.

— Вот все, что есть, — показавшись из темноты, сказал он. — Мороженый минтай, пачка вафель, дождевик, немного монет.

Старуха непонимающими глазами посмотрела на холщевую сумку, из которой торчал рыбий хвост, потом на старика, и негодующе сказала:

— Ты смеешься? Какой еще мороженый минтай?! Я где, по-твоему, буду его жарить? А денег что, больше нет? Тут даже на проезд не хватит.

— Все, что есть, — подняв и опустив плечи, извинился он сквозь седую бороду. — А минтай хороший. До города не растает. Там можно сварить его или обменять. Сейчас такого хорошего минтая не сыщешь.

— Ладно, давай что есть. Это… Посмотри за домом. Тебе же не привыкать за ним смотреть? Я ненадолго. Туда и обратно.

— Хорошо, присмотрю. А зачем Вам в город?

— По делу, — сказала она, поправляя за спиной рюкзак, и немного подумав, добавила:

— Это, Семен, спасибо тебе за службу. Кто знает, может быть, последний раз видимся. Ты прости меня, если я как-то была груба или несправедлива к тебе.

— Да ну, что Вы такое говорите, Екатерина Валерьевна?

— То и говорю, — буркнула она и поползла обратно на дорогу.

— Екатерина Валерьевна, подождите, я сейчас, — сказал старик и скрылся в доме.

Но когда он вернулся, держа в руках несколько самокруток, старухи уже не было, только в тумане где-то был слышен кашель.

— Ну и погодка, — просипел старик. — Даже курить не хочется. И льет, и льет. Давно такого дождя не было.

Он прихлопнул рукой одного большого комара. Взял его за крыло и поднес к лицу, чтобы лучше рассмотреть.

— Эка, что за невидаль? Откуда только вы такие взялись? Сроду в этих местах не было таких больших желтых комаров. Ну что ты, бедняга, смотришь на меня? Не того ты выбрал. У меня и крови-то нет.

Комар по дуге отправился в лужу, а старик встал со ступенек, посмотрел на мрачный, кажется окончательно опустевший дом, и зашел обратно в сенцы.

6.

Катя не узнает город. Хуже того, он ей совсем не нравится.

…

— Павлуша, не нравится мне этот нынешний город. Я его совсем не узнаю. Дома какие-то глиносоломенные. Посмотри, у них даже окон и дверей нет.

Фуфайка, дождевик, сапоги — вся тяжелая одежда была давно сброшена за ненадобностью по дороге.

— Есть хочется, — поглаживая пухлый живот, простонал Павлуша. — Может, уже поедим?

— Ну, грызи минтай! Что я тебе, не даю что ли? — поправляя клетчатую юбку, протараторила бабка.

— Сырой минтай грызть?

— Ничего другого нет.

…

Толпа местных загудела. Застучала копьями о высохшую землю. Все стали показывать на полноватого человека с бородой.

— Вот чудак, — проговорила Екатерина Валерьевна и скинула с плеча рюкзак.

Человек держал зажженный фонарь в вытянутой руке и, повторяя, выкрикивал по-русски: «Ищу человека»!

Толпа в ответ закричала на непонятном языке, засвистела, замахала руками, а некоторые даже стали бросать в бородача камни.

— Павлуша, ты понимаешь, что они кричат?

Павлуша отрицательно скривил губы и развел руками. Старуха ослабила лямки рюкзака и, покопавшись внутри, достала кулек. Развернула. Открыла записную книжку.

— Вот. Улица такая-то, дом такой-то. Теперь вспомнила. И где же тут у них метро? Ничего не узнать.

Она подняла голову и увидела на крыше молодого смуглого парня в рваных лохмотьях, чем-то отдаленно напоминающих тунику или тогу. Он посмотрел на нее сверху вниз и оскалил рот. Потом что-то сказал на непонятном языке и кинул ей под ноги кирпич-саман.

— Мне бы до метро дойти, молодой человек.

Абориген вновь что-то сказал, только теперь громче, и кинул на землю второй кирпич.

— Мне не нужен кирпич. Мне метро нужно. Поезд такой, под землей по рельсам ездит.

Катя попыталась жестами объяснить, что такое поезд. Потом начертила пальцем на земле шпалы и рельсы. Абориген с интересом смотрел на рисунок (зрение у него, было видно, орлиное), одобрил, но в ответ лишь кинул под ноги третий кирпич.

— Ты что, больной? — огрызнулась Катя. — Русским языком говорю, не нужны мне кирпичи.