Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Юная вдова часто приглашала Глинку в гости, в дом Штеричей. Глинка проводил с ней «l’avant-soirée», то есть ранние вечера. Так называлось время после обеда до вечера, когда приходила пора разъезжаться по театрам, балам или салонам. Дама посылала фривольные записки Глинке с приглашениями на обед. Она обещала ему «порции луны и шубки». Это значило, что в гостиной княгини зажигали круглую люстру из матового стекла, создающую иллюзию лунного света. Княгиня отдавала Глинке свой легкий соболиный полушубок, в котором она только что ходила. Тепло ее тела еще сохранялось в нем. Глинка его надевал и чувствовал себя счастливым. Она располагалась на софе, а он на креслах возле нее. Они много беседовали, а иногда вдруг молчали, предаваясь грезам о взаимной любви. «Безотчетное мечтание доставляло мне приятные минуты»[326], — вспоминал он. Но их чувства так и остались грезами. Почему-то мысль об умершем друге, как вспоминал Глинка, удерживала его от того, чтобы перейти грань «поэтической дружбы»[327].

Денежный вопрос

Поездка в Малороссию возобновила мечты Глинки о жизни в местах с теплым климатом. Он был очарован украинскими землями и мечтал о приобретении имения где-нибудь рядом с Маркевичем, чтобы жить вдали от света — проводить «беспечные и мирные дни», как он сообщал в письме другу, и заниматься искусством. Но в сентябре 1838 года матушка рассказала о тяжелом состоянии дел в имении. «Я не столько не смею помышлять о новом приобретении имения в милой Малороссии, но еще принужден изобретать средства для добывания денег, чтобы мочь существовать в нашем Петербурге»[328], — горестно писал он другу.

Он постоянно просил маменьку выслать денег из причитающейся ему от имения доли. Она высылала по одной-две тысячи, но сообщала дочке Мари: «…как жалко мне своего Мишеля, что он всегда в нужде»[329]. Позже Глинка вспоминал, что на самом-то деле его годовой доход был высоким. Евгения Андреевна в год выделяла ему до семи тысяч рублей. Жил он в это время на казенной квартире с дровами, оплачиваемой государством, имел собственных лошадей и еще получал жалованье, а также выплаты с продаж своих пьес. Действительно, капитал Глинки был выше среднестатистических доходов в столице. Примерный бюджет столичного чиновника-аристократа, живущего на широкую ногу, составлял 1270 рублей в год (такие данные были опубликованы в 1857 году). В этот бюджет входили абонемент в итальянскую оперу (правда, на недорогие места), покупка книг и подписка на журналы[330]. Для проживания семьи требовалось уже более 3,5 тысячи рублей[331]. Но все равно, доход композитора был выше этих показателей.

Позже композитор утверждал, что все деньги отдавал жене, оставляя себе лишь небольшую сумму на непредвиденные мелкие расходы. Он винил ее в растратах и требованиях зарабатывать все больше и больше. Но, видимо, причина постоянных долгов была и в привычках самого Михаила Ивановича. Современники вспоминали (сестра Людмила, знакомая Анна Керн), что Глинка постоянно «сорил» деньгами, не скупился на подарки понравившимся девушкам. Так ли это было на самом деле? Судя по сохранившимся письмам (особенно по переписке с Евгенией Андреевной), в которых денежный вопрос занимает значительное место, Глинка хорошо знал цену деньгам. В отличие от многих русских аристократов, он не любил жить в долг. Часто жалуясь на дороговизну в различных городах, стремился найти удобные, но бюджетные квартиры для проживания. Несмотря на романтическое мировоззрение, он стремился получать материальные выгоды от своего искусства, следил за получением гонораров от продажи опубликованных сочинений.

В то же время он тратил деньги, согласно кодексу дворянина, за что его и обвиняли в мотовстве. Поддержание статуса дворянина требовало больших трат. Одежда и весь туалет, содержание экипажа, украшения, устройство салонов, посещение светских раутов и дорогие подарки — все это было обязательной частью жизни аристократии. Отдельная статья больших расходов — посещение театров, концертов, благотворительная деятельность. Так, абонемент на ложу в первом ярусе в Большой (Каменный) театр в Петербурге на итальянские представления в 1844 году обошелся графу Михаилу Виельгорскому в 800 рублей серебром[332]. Огромная сумма по тем временам.

Здесь действовал механизм «потребления напоказ»^{345}, позволяющий идентифицировать себя с элитой. Русское общество точно следовало французской поговорке: «Чтобы быть дворянином, надо жить как дворянин». Глинка любил красивые и дорогие вещи. Например, в театр он ходил с удивительной вещицей — золотым лорнетом из черепаховой кости с инкрустацией, форма которого повторяла корпус виолончели. Сбоку прикреплен золотой свиток с инициалами «M. G.».