Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Самыми популярными пьесами из цикла стали «Жаворонок», наподобие «Соловья» Алябьева, и особенно «Попутная песня», своего рода первая в России музыкальная реклама. Она рассказывала о прелестях нового аттракциона — Царскосельской железной дороги. Быстрая скороговорка, наподобие parlando из итальянской оперы, передает волнение от скорости, впечатления от движения поезда и смены пейзажей за окном. На эту вокальную пьесу его вдохновил Кукольник, который уже давно восхищался железной дорогой. В 1838 году он опубликовал в «Северной пчеле» открытое письмо Глинке (такая форма открытого письма к известному публичному лицу часто использовалась тогда в журналистике)^{376}.

В статье, как и в романсе, передано восхищение, которое вызывает это чудо техники. Кукольник писал: «Для меня железная дорога очарование, магическое наслаждение»[368]. Теперь железная дорога связывала Петербург, Царское Село и доходила до Павловска. Чтобы посетители пользовались новой частью дороги, в Павловске открыли «воксал» (именно в таком написании), где хорошо угощали и развлекали посетителей. Его считали «новым Тиволи», то есть сравнивали с известным итальянским курортом. Сюда столичный бомонд мог приезжать и летом, и зимой, не обязательно для этого было пользоваться железной дорогой. «Вообрази себе огромное здание, расположенное в полукруге, с открытыми галереями, великолепными залами, множеством отдельных нумеров, весьма покойных и удобных. Стол в воксале очень хорош…» — восхищался Кукольник. Постройку железной дороги Кукольник сравнивал с невероятным прогрессом в России, что вызывало прилив патриотизма и национальной гордости: «Дивный город! Катаясь ежедневно по железной дороге, не могу оторвать мысли от скорости наших успехов, от удивительной предприимчивости русских…»[369]

«Попутная песня» имела прямой биографический подтекст с жизнью композитора. В это время Глинка с «братией» неоднократно приезжал в Павловский вокзал для музыкальных развлечений, к тому же многие его сочинения здесь исполнялись с большим успехом.

Цикл готовился Глинкой для театрализованного прощального вечера, который он хотел устроить для «братии». Последний номер «Прощальная песнь» должен был исполняться всеми его участниками. Для вечера придумали программу и даже декорации, заменившие мебель в квартире. Подобные театрализованные отъезды и прощания стали настолько распространенными явлениями в светской жизни, что их даже высмеивали в фельетонах[370].

Репетиции, во время которых Яненко выпивал все запасы спиртного, а Лоди ходил из комнаты в комнату, шли целыми днями. Из-за подготовки к представлению отъезд Глинки постоянно откладывался, что вызывало иронию у друзей. Наконец день был окончательно определен. 10 августа, к радости и грусти всех присутствующих, программа вечера была точно выполнена. Новая прощальная песня пелась трижды в сопровождении струнного квартета с контрабасом и фортепиано. Мишель солировал^{377}.

Наутро Глинка поехал… домой к матушке, чем сильно удивил «братию». Все думали, что он отправляется в Малороссию или за границу.

Расставание

Что произошло дальше в отношениях с Кати́, достоверно сказать сложно. Свидетельства (письма, воспоминания современников и самого Глинки) говорят о том, что между ними еще до отъезда девушки произошла ссора.

— Поехали с нами, — неоднократно умоляла Екатерина.

Глинка молчал. Он вроде бы согласился, но письмо из Новоспасского охладило его романтический пыл. Матушка, как и прежде, была категорически против нарушения приличий^{378}.

Он отвечал ей:

— Я не могу… Пойми меня… Мне очень тяжело.

Екатерина, по-видимому, ждала от него активных действий. Она была обижена, злилась на его нерешительность, а еще не выносила его посиделок с друзьями. Упреки продолжались до самого отъезда.

Уже расставшись с ней, в конце августа 1840 года из Новоспасского он написал другу Валериану Федоровичу Ширкову, либреттисту его новой оперы «Руслан и Людмила»: «Идеал мой разрушился — свойства, коих я столь долгое время и подозревать не мог, высказались неоднократно и столь резко, что я благодарю провидение за своевременное их открытие»[371].

Итак, после прощального вечера 11 августа он выехал из Петербурга и согласно договоренности встретился с дамами в Гатчине, где они, видимо, дожидались его. Глинка находился в апатии. Он все повторял найденный мотив для оперы «Руслан и Людмила»:

О, Людмила, рок сулил нам счастье.