Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Только в «Северной пчеле» сообщали об опере, слухах и суждениях более пяти раз. С 8 декабря газета печатала подробный разбор постановки. И несмотря на первые впечатления, в последующих статьях уже не было конца- краю похвалам. Критик газеты Булгарин провозглашал Глинку единственным достойным представителем русской оперы, продолжающим линию Катерино Кавоса (именно этот композитор считался выдающимся русским классиком до Глинки). Показательно, что автор статьи в «Северной пчеле» не упоминал ни одного другого русского композитора, сочиняющего музыку в это время. Никто не может встать в один ряд с Глинкой, по мнению Булгарина. Он «единственный народный композитор»[448]. «Всякий русский от всей души поблагодарит его в обрабатывании почвы, которая без него заросла бы тернием»[449]. Булгарин подводил итог: «Глинка достиг двумя своими произведениями такой известности и славы, что ничьи панегирики ему не нужны. Личное мнение каждого ничего еще не доказывает»[450]. А его опера — «Это такие роскошь и великолепие, которым бы позавидовали нам все столицы Европы»[451].

Еще один критерий успеха — музыка из второй оперы, так же как и из первой, получила «бальный» резонанс. Через две недели после премьеры «Литературная газета» сообщала: «В музыкальном мире пока владычествует деспотически М. И. Глинка со своей оперой на сцене и с кадрилями и вальсами, поделанными из нее проворным Лядовым, в салонах»[452].

31 декабря 1842 года популярный журнал «Библио-тека для чтения» извещал о выходе в свет французского контрданса, галопа и мазурки на мотивы «Руслана» в аранжировке того же Александра Николаевича Лядова[453]. К премьере в издательстве «Одеон» вышли отдельные номера из оперы, переложенные для пения с фортепиано. В течение 1842–1843 годов увидели свет 19 таких публикаций[454].

Проявлением успеха не только среди современников, но и успеха вневременного, исторического, может служить тот парадоксальный факт, что все волшебные оперы, созданные до Глинки, стали называться «руслановскими».

Миф о провале

Таким образом, опера успешно существовала на русской сцене. Почему же в памяти культуры закрепился факт неуспеха, провала «Руслана и Людмилы»? Очевидно, причин было несколько.

Во-первых, этот миф был создан в окружении композитора, в воспоминаниях друзей-романтиков, которые долгое время формировали восприятие музыки Глинки и его образа в культуре. Как уже упоминалось, для романтика взаимодействие с «большой публикой» всегда являлось травматичным. Они заранее чувствовали себя отверженными. Истинного художника, как и истинное произведение искусства, обычный обыватель не способен понять, а значит, провал, в их системе координат, являлся знаком успеха, но успеха «абсолютного», вневременного.

Во-вторых, произошли изменения в политике Императорских театров, которые повлияли на дальнейшую судьбу второй оперы Глинки. Дело в том, что с осени 1843 года в Петербурге по приглашению Театральной дирекции «поселилась» новая Итальянская труппа, которая абсолютно поглотила внимание петербургской публики. Русских исполнителей же теперь часто отправляли в Москву, где ощущалась нехватка хороших артистов. Гедеонов и Верстовский неоднократно обсуждали низкое качество исполнения в театральных постановках в Первопрестольной. Петербургские певцы должны были поднять культурный уровень и воспитать вкусы старой столицы. В 1846 году петербургский спектакль «Руслан и Людмила» был переведен в Москву, что многие современники, сторонники славянофильства и поклонники музыки Глинки расценили как факт низвержения национального кумира «бесчувственной» Дирекцией. Возник очередной миф, что вся верхушка власти во главе с Николаем I выступает против русского искусства и Русской труппы, Глинки и его опер, за что сослали все «национальное» в музыкальную «провинцию». Однако исторические документы говорят об обратном. Гедеонов ревностно следил за качеством постановок в обеих столицах. Он сообщал Верстовскому в личной переписке, что нужно воспитывать в новых учениках равное отношение и уважение к Москве и Петербургу. Они все «императорские и все равны для меня»[455]. Поэтому московские показы, наоборот, обладали большей значимостью, с точки зрения властей, на них возлагалась благородная просветительская миссия.

В-третьих, миф о неуспехе оперы еще задолго до премьеры создавал и поддерживал сам Глинка. Во время репетиций он уверился, что опера не получилась.

Судя по воспоминаниям Кукольника, Глинка неоднократно повторял:

— Моя бедная опера… Мой бедный «Руслан».

Глинку расстраивало то, что оперу считал неудачной Михаил Виельгорский, чье мнение он чрезвычайно высоко ценил. Это породило слухи о зависти графа к гению Михаила Ивановича. Однако сохранились свидетельства, что Виельгорский говорил о красоте музыки «Руслана», ее сложности и совершенстве. Он говорил скорее о том, что в ней нет сценического целого, той формы, которая необходима для театрального представления.