Читаем Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни полностью

Символично, что 20 мая, в день своего рождения, когда композитору исполнился 41 год, он вступил на испанскую землю. В его ментальной карте Испания являлась «краем Европы», как он сообщал в письмах. «Я был в совершенном восторге»[516], — вспоминал он. Его детские мечты о далеких странах и землях опять сбывались…

Глинка впервые путешествовал на мулах, навьюченных вещами, на них перебирались через труднопроходимые Пиренеи. Все, что встречалось на пути, поражало своей новизной — внешний вид людей, постройки с необычными дверями и окнами, посуда, одежда. Отличалась местная еда, в которой преобладали овощи, желтый горох, к каждому блюду подавали перец, чеснок и сало, похожее на малороссийское.

Наконец путешественники добрались до древнейшего города на севере страны — Памплоны. Везде их встречали радушно. Он сообщал матери в письмах: «…нас передают с рук на руки из одного трактира… в другой. Хлопочут для нас, доставляют лошадей, мулов, проводников, кормят, поят, ухаживают с необыкновенною приветливостию, и все это за самую дешевую цену»[517]. Знаменитую на весь мир испанскую пляску он впервые увидел в местном театре. Правда, как Глинка сообщал матери, истинно испанского в ней было мало: из-за того, что эти территории находились близко к Франции, они испытывали заметные иноземные влияния, в частности, профессиональных французских балетмейстеров и итальянской музыкальной традиции.

Первой целью путешествия русского композитора был город Вальядолид, где Глинка, по совету дона Сантьяго, решил провести все лето. Этот город когда-то давно, с XIII по XVIII век, был резиденцией двора кастильских и испанских монархов, а сейчас отличался спокойствием и умиротворенностью. Немаловажно, что жизнь здесь была недорогой. Сестра дона Сантьяго предоставила русской знаменитости две комнаты. Траты на проживание казались небольшими — 400–500 франков в месяц, что составляло менее 300 рублей.

Вместе с родственником своего мажордома он каждый день ездил верхом по окрестностям Вальядолида, что укрепляло физическую форму Глинки. Он наслаждался рощей серебристых тополей, видами гор, вершины которых покрыты всевозможными ароматными травами — шалфеем, лавандой, тмином. Климат радовал: днем тепло, но без жары, а ночи сохраняли тепло дня, так что можно было отправляться на ночные прогулки, не опасаясь простуды. Сухой воздух (в отличие от Италии, где он страдал от морского ветра) благоприятствовал здоровью.

По вечерам у хозяйки собирались соседи и знакомые. Один из них играл на гитаре испанские народные мелодии. Особенно запомнились арагонская хота, жанр, по мнению Глинки, сохранивший свое первоначальное фольклорное звучание, и вариации на фольклорные темы. Именно эти первые впечатления затем были использованы Глинкой осенью 1845 года для написания первой оркестровой пьесы (о чем подробнее позже). Многое здесь напоминало сельские вечера в России. Хозяев, у которых он гостил, Глинка сравнивает с героями повести «Старосветские помещики» Гоголя — Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной. Как и в средних русских усадьбах, здесь не было роскоши и церемоний, а хлебосольство, которым славились испанцы, было умеренным, без деликатесов.

Хозяйка раздобыла плохонькое фортепиано. Глинка не танцевал, как другие, а вместе с двумя студентами, которые подыгрывали ему на гитарах, устраивал бесконечные импровизации для танцующих. Но популярностью пользовались отнюдь не испанский фольклор, а европейские жанры — вальс и кадриль, называемая здесь ригодоном, парижская полька, только что вошедшая в моду.

Глинка отмечал для себя, что жители этой местности не отличаются красотой и высоким ростом, так что Глинка, которого здесь величали дон Мигель, считался теперь довольно высоким человеком, что ему льстило. Женщины были к нему необыкновенно ласковы, приветливы, что подкупало русского композитора. Их глаза, как вспоминал Глинка, всегда наполнены блеском, что заставляло замирать его сердце[518].

В целом испанцы казались ему дружелюбным народом, а все истории про них он считал выдумкой: «Здесь деньгами дружбы и благосклонности не приобретешь, а ласкою все на свете»[519].

Отдохнув все лето в Вальядолиде и переждав самое жаркое время года, Глинка в августе начал туристическое паломничество по достопримечательностям Испании. Все его переезды, как и во время пребывания в Италии, были обусловлены климатом — при первых похолоданиях или сильных ветрах он уезжал в более теплые края. В результате Глинка проехал всю Испанию — с севера на юг и обратно. Мадрид стал тем городом, куда он возвращался неоднократно (как когда-то в Италии — в Милан).

<p>Путеводитель по Испании от Глинки</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Песни в пустоту
Песни в пустоту

Александр Горбачев (самый влиятельный музыкальный журналист страны, экс-главный редактор журнала "Афиша") и Илья Зинин (московский промоутер, журналист и музыкант) в своей книге показывают, что лихие 90-е вовсе не были для русского рока потерянным временем. Лютые петербургские хардкор-авангардисты "Химера", чистосердечный бард Веня Дркин, оголтелые московские панк-интеллектуалы "Соломенные еноты" и другие: эта книга рассказывает о группах и музыкантах, которым не довелось выступать на стадионах и на радио, но без которых невозможно по-настоящему понять историю русской культуры последней четверти века. Рассказано о них устами людей, которым пришлось испытать те годы на собственной шкуре: от самих музыкантов до очевидцев, сторонников и поклонников вроде Артемия Троицкого, Егора Летова, Ильи Черта или Леонида Федорова. "Песни в пустоту" – это важная компенсация зияющей лакуны в летописи здешней рок-музыки, это собрание человеческих историй, удивительных, захватывающих, почти неправдоподобных, зачастую трагических, но тем не менее невероятно вдохновляющих.

Александр Витальевич Горбачев , Александр Горбачев , Илья Вячеславович Зинин , Илья Зинин

Музыка / Прочее / Документальное / Публицистика
Ференц Лист
Ференц Лист

Ференц Лист давал концерты австрийскому и российскому императорам, коралям Англии и Нидерландов, неоднократно встречался с римским папой и гостил у писательницы Жорж Санд, возглавил придворный театр в Веймаре и вернул немецкому городку былую славу культурной столицы Германии. Его называли «виртуозной машиной», а он искал ответы на философские вопросы в трудах Шатобриана, Ламартина, Сен-Симона. Любимец публики, блестящий пианист сознательно отказался от исполнительской карьеры и стал одним из величайших композиторов. Он говорил на нескольких европейских языках, но не знал родного венгерского, был глубоко верующим католиком, при этом имел троих незаконнорожденных детей и страдал от непонимания близких. В светских салонах Европы обсуждали сплетни о его распутной жизни, а он принял духовный сан. Он явил собой уникальный для искусства пример великодушия и объективности, давал бесплатные уроки многочисленным ученикам и благотворительные концерты, помог раскрыться талантам Грига и Вагнера. Вся его жизнь была посвящена служению людям, искусству и Богу.знак информационной продукции 16+

Мария Кирилловна Залесская

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное