Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Как и планировалось в начале поездки, Глинка покинул Мадрид в конце ноября, с началом зимних холодов^{441}, которых он боялся. Теперь их путь с «добрым другом», как называл его композитор, Сантьяго лежал на юг — в Андалусию, в Гранаду.

Волшебная Андалусия

После холодного Мадрида Глинке казалось, что он вернулся в лето. Горы, покрытые зеленью, то появлялись в поле зрения путников, то скрывались в тумане. Природа менялась. На вершине хребта Санта-Элена 28 ноября 1845 года он был уже на юге полуострова, в Андалусии. Вместо осеннего пейзажа он увидел изумрудную траву, вечнозеленые дубы, пальмы, кактусы и лавры. Климат здесь был приятный, мягкий. Со всех сторон мелькали оливковые рощи и агавы, которые использовались как живая изгородь. На каждом шагу встречались растения, которые в России росли исключительно в оранжереях, — апельсиновые и лимонные деревья огромной величины, олеандры, алоэ.

Старинный город Гранада, основанный маврами, а правильнее сказать, арабами и берберами, отличался от всего виденного композитором в Испании. Здесь до сих пор сохранялся особый арабский стиль — узкие улицы, дома с галереями и дворцы, украшенные прежде невиданной, красивой вязью арабесок и узоров (этот стиль получил название мавританского). Природа, архитектура, воздух Гранады настолько впечатлили композитора, что он мечтал вернуться сюда еще когда-нибудь.

А вот местные жители вызвали у него критику: «Характер андалузцев прямая противоположность характеру кастильцев, — здесь вы не найдете свойственных им благородства и верности. Андалузец, как правило, хвастлив, болтлив, труслив и вероломен; женщины довольно пикантны и хороши собой, но совсем не таковы, какими их себе обычно представляют, — красивые, черные выразительные глаза встречаются здесь еще реже, чем в России; зато очень много блондинок»[526]. (Как мы помним, блондинки перестали интересовать композитора после разрыва с женой.)

Как и в Мадриде, Глинка здесь заводил множество знакомств, в том числе в музыкальном мире. Гитаристы и танцовщицы приходили к Глинке на квартиру. Особенно ему запомнился гитарист Мурсиано, безграмотный торговец вином, игравший необыкновенно отчетливо и хорошо. Он придумывал вариации на национальный танец фанданго, считавшийся одним из первоисточников искусства фламенко. Глинка впоследствии рассказывал друзьям, как его исполняли: начинают гитары, потом каждый из присутствующих по очереди поет свой куплет, в это время одна или две пары пляшут с кастаньетами. Каждый мог варьировать, изменять напев по своему вкусу. Пляска и музыка были нераздельны, что восхищало Глинку.

В Гранаде фольклор был другим. Он, как считал Глинка, был ближе к арабской музыке. «Обороты мелодии, расстановка слов и украшений так оригинальны, что до сих пор я не мог еще уловить всех слышанных мною мелодий»[527], — сообщал он Кукольнику.

Гостиница и квартиры не устраивали Глинку. Вскоре им с доном Сантьяго подыскали отличный небольшой домик с садиком на горе, у подножия знаменитой сказочной Альгамбры. Это было верхом мечтаний Глинки, всегда стремившегося жить в отдельном доме. Всего за 50 рублей в месяц он становился его полноправным хозяином. Несмотря на дешевое проживание, траты в Гранаде были значительными (уходили на переезды, развлечения, посещение различных заведений и подарки). За два месяца ушло две тысячи франков (около 1,9 тысячи рублей).

Из окон своего дома он мог любоваться разнообразными пейзажами: Альгамброй, находившейся на холмах, городом Гранадой, располагавшимся в низине. Открывалась цепь гор Сьерра-Невады и долина Вега-де-Гранада. Сад располагался террасами, в нем были обустроены несколько маленьких фонтанов и бассейн в виде огромной ванны. Его украшало большое апельсиновое дерево, поражающее Глинку ароматом. В течение всей теплой зимы они практически ежедневно обедали в саду. Дон Сантьяго завел гусей, уток и других домашних животных. Из цветущих рядом кактусов варили варенье, местное деликатесное блюдо^{442}.

По вечерам Глинка отправлялся в город, где весело проводил время с приятелями — петербургским художником Карлом Бейне и его другом англичанином Робертсоном — смотрел пляски, побывал на всех уличных праздниках, проводил время с испанскими манолами, девушками, именуемыми испанскими гризетками. Василий Петрович Боткин, путешествующий по Испании в одно время с Глинкой, дал следующую характеристику манолам: «Тип… в высшей степени оригинальный, исполненный старинного соединения прелести и буйной дикости, целомудренной красоты форм и откровенной наглости, происходящей не от разврата, а от стремительно вспыхивающих страстей, не знающих себе никакого предела, и на которые ни религия, ни общественные формы не имели никакого влияния. Это природа во всей своей целости. Лица их почти все бледно-коричневые, взгляд больших черных глаз смелый и удалой, массивная коса, собранная в один огромный узел, слегка прикрыта мантильею, короткое платье»[528]. Как вспоминал Глинка, он пропадал с ними днями и ночами.