Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Девятое. Кордова — древняя столица Кордовского халифата, о которой композитор был много наслышан еще в России и Париже. Здесь Глинка осмотрел громадную Мескиту — древнюю мусульманскую мечеть, превращенную в христианский собор.

Десятое. Севилья — здесь нужно посмотреть кафедральный собор, лучшие картины Мурильо, дворец с садом Алькасар, Табачную фабрику (ту самую, на которой работала героиня Проспера Мериме Кармен). Глинка предлагал побывать в особой школе танцовщиц, где обучали искусству фламенко, увидеть танцы цыган, бои петухов и корриду[522].

Глинку радовало, что повсюду он встречал прекрасных женщин, славящихся грацией и умением танцевать. Везде он находил музу для души и сердца, а также яркие впечатления (коррида, театральные постановки и др.).

Музыкальное же творчество Глинка практически полностью заменил деятельностью археолога в области музыки, или в современном названии на работу ученого-фольклориста (тогда еще науки фольклористики не было). В Вальядолиде он начал вести нотную тетрадь[523], куда записывал интересные, на его взгляд, испанские народные напевы. Всего за время пребывания в Испании — в Вальядолиде, Мадриде, Гранаде — он запишет 17 напевов с текстами без сопровождения. Он пытался уловить национальный характер испанской музыки, что давалось ему трудно, о чем он сообщал в письмах. Работа двигалась в двух направлениях — он пытался вывести национальное звучание из профессиональной музыки и из народной. Но в том и другом случае, как и в России, на испанскую музыку оказывали сильное влияние современные городские напевы, вобравшие в себя итальянскую и французскую культуры.

Как уже отмечалось, основным местом пребывания Глинки был город Мадрид, который напоминал ему уменьшенный Санкт-Петербург. «Наконец я в столице Испании — это Петербург в малом виде. Улицы широкие, тротуары как у нас, дома выкрашены точно так же, а движение, шум, множество войска, рабочих, все это в пространстве, занимающем не более десятой части Петербурга, почти превосходит Париж в этом отношении»[524], — сообщал он свои впечатления.

В Мадриде Глинка надеялся на устройство собственной карьеры, особенно после успеха в Париже. Осенью 1845-го, когда начался театральный сезон, он размышлял о том, чтобы написать для местного театра оперу на кастильском наречии. Глинка говорил на нем уже бегло, несмотря на его сложность^{439}. Но перед тем как обратиться к сложному жанру, он решил создать симфоническую музыку в открытом для себя новом жанре, которую мог бы сыграть превосходный оркестр Мадридского театра. Театральная практика позволяла предварять драматические спектакли музыкальными композициями или заполнять антракты симфонической музыкой. К концу сентября он написал оркестровую пьесу, в которой использовал услышанные гитарные мелодии арагонской хоты. Автограф был озаглавлен, как обычно, длинным витиеватым названием теперь уже на испанском языке — «Блестящее каприччио для большого оркестра на тему Арагонской хоты, сочиненной Мигелем Глинкой»^{440}. Впоследствии ее название будет несколько раз сокращаться. Одоевский предложил вариант «Испанская увертюра», что прижилось в практике. Со временем к этому названию будет добавлен порядковый номер один, ведь Глинка напишет еще одно сочинение в подобном жанре. Другое название — кратко «Арагонская хота».

Глинку нисколько не смущало то, что он пытается сочинять национальную музыку для страны, в которой не родился сам. Позже его испанские сочинения будут вызывать недоумение у тех, кто видел Глинку исключительно в амплуа русского национального композитора. Но для композитора казалось естественным обращение к разным культурам, стилям и жанрам, что укладывалось в систему координат романтизма. Интерес к экзотике, особенно к той, которую еще никто до него не «открывал» (по крайней мере из русских музыкантов, так как тему арагонской хоты использовал до Глинки его друг Ференц Лист), побеждал национальную идеологию. Эти увлечения Глинки не вызывали вопросов и у современников. Кукольник сообщал в журнале «Ежедневник»: «Мы уверены, что пребывание Глинки в Испании будет поводом, что и этот поэтический край получит свою национальную оперу из рук русского композитора»[525]. Глинка действовал согласно заветам философа Гердера, открывшего идею нации: «душа нации» проявляется в языке и фольклоре, которые он прекрасно изучил и мог теперь перевести на язык европейского «высокого» искусства.

Вскоре, в начале ноября, он договорился об исполнении Хоты в театре Дель Сирко, но оно все время откладывалось по техническим причинам — то переписчиков нот не было для подготовки партий для инструментов, то зал был занят под оперы и балеты. В итоге, 25 ноября Глинка сообщал матери окончательное решение театра — исполнение не состоялось. Причин было несколько: не слишком активная деятельность самого композитора, отсутствие влиятельного продюсера, как мы бы сегодня сказали, а главное — в Испании Глинку практически не знали. Его поездки по стране остались не замеченными местной публикой.