Глинтвейн для Снежной королевы

— На что? — очнулся от раздумий о женской ревности Самойлов.

— На обмен с доплатой? Есть у тебя доплата? — повернулась Лера к Гоше.

— Что? Нет, это несерьезно, у меня не наберется больше пары тысяч в долларах.

— Отлично! — обрадовалась Лера. — Как раз хватит на самолет до Калькутты. И даже на рикш до этого твоего… Мачили… и так далее.

— На рикш не хватит, это далеко от Калькутты, — поправил ее Самойлов, внимательно всмотревшись в глаза девочки. Он ничего в них не нашел — никакого намека на малейшее объяснение ее внезапного интереса к квартирному вопросу.

— Насчет этого не волнуйся. Мы тут немного обживемся в твоей квартире и не позже чем через неделю пришлем тебе много денег. Да, Игорь Максимович? — спросила Лера.

Гоша застыл, не решаясь даже глаз поднять на девочку, чтобы не наткнуться на насмешку.

— Да? — Лера повысила голос.

Он поднял глаза. Лера смотрела, выжидательно подняв брови — торопя с ответом.

— Я… — начал было говорить Гоша и вдруг выпрямился и посмотрел ей в лицо открытым радостным взглядом. Он все понял — кладовка! — Конечно! — громким уверенным голосом продолжил Гоша. — Хоть сейчас! — взял руку Леры и пожал ее, торжествуя.

Самойлов совершенно растерялся. Он вынужден был признаться самому себе, что ни черта не понимает в чувствах нынешней молодежи.

Башлыков

На следующий день — это был четверг — предстояла решающая беседа с Башлыковым. Тот появился в комнате для допросов — бодрый, подтянутый, выбритый и с легким запахом хорошего одеколона. По всему этому Самойлов для себя решил, что разговора может не получиться. А Колпаков, наоборот, удовлетворенно кивнул.

— Сдает мужик. В камере права качать начал. Деньги тратит на свой внешний вид. Это в зоне первый признак волнения и попытки побороть отчаяние.

— Вы знаете эту женщину? — протянул Самойлов фотографию.

Башлыков посмотрел на фото. Потом — на Колпакова.

— Я не уголовник, — сказал он. — Пусть меня судят, но только за убийство по неосторожности.

— Мы постараемся сделать так, чтобы эту женщину после уголовного процесса выставили из страны и сделали запретной персоной, — сказал Колпаков.

— У вас есть возможность включить ее в уголовный процесс? — заинтересовался Башлыков.

— Она сама в него попала. Мы воспользуемся этим и проконтролируем результат. Пока она совершенно спокойна — подкупила в периферийном суде всех, кого было нужно. У моего коллеги из страховой компании есть к вам несколько вопросов, — сказал Колпаков.

— Я помню вашего коллегу из страховой компании. И напарника его хорошо запомнил, — Башлыков провел рукой по затылку, поправляя волосы.

— Вы потеряли мальчика два года назад, он убежал. Из повозки с оленем.

Башлыков долго молчал, потом кивнул.

— Карлики, — сказал он, — хуже обезьян! Они меня узнали. Я приезжал в их городишко несколько лет назад. Со мной должен был приехать адвокат, но он влип в очередную историю с женщиной. А я не умею уговаривать, особенно когда люди, забурившись в свой нищий быт, забывают, зачем вообще нужны деньги. Возможно, я пережал. Ни великан, ни карлики не подписали договор. Я слышал, она его недавно нашла, — Башлыков кивнул на фотографию. — Она была помешана на этом мальчике. Иногда мне казалось, будь ее воля… Она бы зажарила и съела этого ребенка.

— Когда нашла? — удержался Самойлов от эмоций в голосе.

— Недавно. Я могу вам помочь, если это зачтется.

— Чем? — спросил Колпаков.

— Я знаю, где мальчик. В общих чертах. Могу позвонить ей по телефону и спросить точное место. Я знаю — она ходит там кругами и облизывается.

Колпаков поправил воротник рубашки. Он давал знак Самойлову поостеречься — звонок мог быть ловушкой — Башлыков предупредит хозяйку, и та ускользнет.

— Мы подумаем, — кивнул Самойлов. — Вьетнамскую женщину вы тоже должны были переправить живой?

Башлыков покачал головой:

— Бесполезно европейцу ловить азиатку. Проще нанять ловца из их же среды. Сработают без вопросов. За небольшие деньги. Два сердца ловил кореец — постоянный работник хозяйки. Что и как — я не в курсе.

— Спасибо, — встал Самойлов.

— Я могу вам приблизительно сказать, где мальчик. Без звонка. Без гарантий. Церковное заведение. Не приют, потому что в церковные приюты хозяйка двери ногой открывает.

— Я могу вам это сказать точно, — кивнул Самойлов. — Он — один из двенадцати малолетних служек при мужском монастыре под Серпуховом.

— Как называется ваша страховая фирма? — поднял голову Башлыков, чтобы увидеть лицо Самойлова. — Я вдруг захотел застраховать свою жизнь.

Тело

— Ты был в курсе, где находится пропавший два года назад мальчик? — удивился Колпаков, когда они вышли из СИЗО.

— Теперь я в курсе. У меня всего-то и были — фотографии с иконами из дома Анны Сепугиной с адресом монастырской типографии в Серпухове. Башлыков укрепил мою уверенность.

— А почему ты не прешь туда на танке со спецназом?