Глинтвейн для Снежной королевы

— Это ведь платок Гоши? — словно невзначай поинтересовался он, осторожно прорезая ножницами щель в перемотках прозрачного скотча на ее запястьях.

— Наверное, его. Судя по запаху.

— И что здесь произошло?

— Игорь Максимович меня изнасиловал, — просто ответила Лера, растерев освобожденные запястья и занявшись скотчем на ногах.

— Как это?… — не поверил Самойлов, отчего и сморозил подобную глупость. Он тут же поправился, пряча глаза: — Я хотел сказать — этого не может быть, Гоша…

— Почему не может? — удивилась Лера. — Я недостаточно соблазнительно выгляжу?

Самойлов внимательно осмотрел ее лицо с красными пятнами вокруг рта и мелко дрожащим подбородком. И светлые глаза, которые за линзами слез казались мерцающими кристаллами хрусталя в чистой воде, отражающей пасмурное небо.

Она освободила ноги и постаралась оттянуть длинную футболку вниз, чтобы прикрыть наготу. От этого жеста Самойлову стало так тошно под сердцем, что он сразу понял — девочка не врет.

— Где он?! — прошипел Прохор Аверьянович.

— Вешаться пошел, — так же спокойно ответила Лера. — Я сразу предупредила, что несовершеннолетняя! — повысила она голос, видя растерянное выражение лица Самойлова. — Я говорила, что не хочу этого! А когда он… когда он все сделал, я сказала, что отомщу. Что ты так смотришь? Это было самое настоящее насилие, я так и сказала. Еще я сказала, что отсутствие свидетелей в данном случае, конечно, будет затруднительным моментом для следствия, но медицинское освидетельствование и анализ спермы…

Старик не выдержал, резким движением притянул ее голову к себе и зажал ладонью рот. Чтобы прекратить этот леденящий душу поток слов.

Лера оттащила его пальцы вниз к подбородку и вздохнула:

— Вот и он так же. Сказал, что, если я не замолчу, он заклеит мне рот. Что слышать меня больше не может. Чтобы я не сопротивлялась при затыкании рта, он обмотал мои руки скотчем.

— А ноги?… — прошептал Самойлов, убрав ладонь с ее лица.

— А ноги он потом обмотал, когда я пошла смотреть, как он будет вешаться. Я кричала… То есть мычала, бегала следом и мешала ему войти в кладовку.

— В кладовку… — кивнул Старик, будто и не ожидал ничего другого. Потом дернулся, посмотрел на девочку и вскочил: — В мою кладовку?!

— Ну да. Там удобно — крюк в потолке и лестница есть.

— Ты хочешь сказать, что Гоша… — Самойлов ослабел ногами и некоторое время не мог двинуться с места. — Что он сейчас висит в моей кладовке?…

— Не знаю. Думаю, он там… лежит, — задумчиво предположила Лера. — Раздался грохот, а потом стон и еще какие-то звуки, потом опять грохот. Если бы он просто оттолкнул стремянку и повис…

Не дослушав, Самойлов бросился в спальню. Ему казалось, что он бежит, но ноги волочились очень медленно…

Веревка

Дверь в кладовку была открыта, в проеме виднелась упавшая стремянка. Задержав дыхание, Самойлов подошел и увидел лежавшего рядом со стремянкой Гошу с веревкой на шее. Он переступил через лестницу одной ногой, чтобы дотянуться до шеи напарника, нащупал слабое биение крови и посмотрел на потолок. На крюке болтался обрывок веревки. Это была старая, изношенная веревка, Старик не пользовался ею лет двадцать, но на новую квартиру забрал с собой, как и ледоруб, и альпинистские ботинки — в память о горных странствиях в Армении.

— Не трогайте его с места, — сказала Лера, щелкнув выключателем. — Помогите оттащить стремянку, я посмотрю, что с ним, — oна уже была в джинсах, с мокрой от скорого умывания челкой.

— Я иногда ходил один в горы, и не в горы совсем, а так, не больше двух тысяч метров… — бормотал Самойлов, оттаскивая стремянку и не в силах отвести взгляд от шеи Гоши. — Веревка вся истлела, вот удача, на кой черт я, старый дурак, вообще притащил ее с собой?…

Обмирая, он вспомнил, что сам недавно подумывал именно об этой веревке. Представил себе, как валялся бы сейчас с оборванным концом на шее… Еще Самойлов подумал, что предметы имеют особенность соответствовать своему предназначению или тоже, как и люди, вынуждены идти на поводу у намерений своего первого хозяина, творя беду.

— Жив, — констатировала Лера, присев над Капелюхом. — Зрачки реагируют нормально.

Гоша поднял руку и ощупал свое лицо. Не открывая глаз, он так же ощупал лицо Леры. Второй рукой потрогал веревку на шее.

— Обе руки функционируют! — отрапортовала Лера стоящему сзади Самойлову.

— Теперь ты будешь моей женой?… — четко выговорил Гоша.

— Попробуй сесть, — потребовала Лера, дождалась, пока Гоша медленно, цепляясь руками за выступы полок, сядет, и вышла из кладовки. — Я вызову «Скорую», — она направилась к телефону у кровати.

— Не надо «Скорую», — попросил Гоша. — Я в порядке. Прохор Аверьянович?… Вас уже выписали?

— Надо, — уверенно ответила Лера, слушая гудки. — Мне тоже не помешает врач. Очень даже удобно получится. Вдвоем и поедем. Ты на осмотр и на реабилитационное наблюдение после попытки суицида. Я — на экспертизу.

Самойлов помог Гоше освободиться от веревки. Поправил воротник его рубашки, стараясь прикрыть красную полосу на шее. Взяв Гошу за руку, он прошептал:

— Я же просил тебя не оставаться с нею наедине! Просил?…