Глиссандо

— Я отниму у тебя всех детей, Петр, но я не трону их и пальцем. Мы когда-то давно договорились, а я верен своей клятве.

— Что ты задумал?

— Думаю, что ты уже понял. У меня в руках твое сердце.

Очередное «что, твою мать?!» лезет наружу, но снова остается без ответа, даже тонет под впечатлением того, что происходит дальше. Точно раненный зверь, отец вскакивает и хватает Артура за грудки, вбивая в стену, а после орет:

— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!

В ответ он лишь усмехается. Я холодею изнутри, чувствую, что сейчас что-то грянет, и не промахиваюсь. Через миг раздается оглушающий звук выстрела, и когда я поворачиваю голову, мой мир сносит с ног. В арке стоит…мама.

Отец медленно оборачивается, застывает. Мы тоже. Я, кажется, увидел призрака…Она ничуть не изменилась с того последнего дня, когда я ее видел. Такая же красивая, такая же гордая, и все также плачет. В ее руках пистолет, он трясется, а мама всхлипывает и еле слышно шепчет.

— Отойди от него.

— Мария…

Не знаю, что работает, как спусковой крючок, но мама снова нажимает на курок, попадая в бра на стене. Отец слегка вздрагивает, правда в основном и не замечает этого, делает шаг в ее сторону. Он как безумный, если честно, и словно нет никого больше, кроме нее. Даже если бы вокруг взрывались бомбы, он бы продолжал смотреть только ей в глаза. Но маме это не нравится. Я вижу в ней дикую боль и обиду, но, как бы это не звучало, также я вижу любовь. Она все еще любит его, не смотря ни на что, хотя это и причиняет ей еще большие страдания. Поэтому ей и требуется несколько долгих секунд, чтобы собраться и выстрелить снова. На этот раз никаких холостых — точно в цель. Она попадает ему в бедро, и отец, взвыв от боли, падает на одно колено.

Словно срывает. Она будто обретает отвагу после первой, маленькой победы, чувствует себя сильнее, делает на него шаг и снова стреляет. На этот раз в плечо. Отец хватается за него, упираясь одной рукой в пол — мама подходит еще ближе. Я теперь могу разглядеть каждую черточку на ее лице, каждую деталь, и все равно не могу поверить.

Она жива. Жива! А он…он это знал. Он это сделал с ней, со всеми нами! И она это понимает лучше нас. Гораздо лучше нас. Остановившись рядом, мама целится точно в голову, но не стреляет. Она смотрит, как он медленно поднимает на нее глаза и вдруг шепчет.

— Давай. Стреляй, любовь моя.

— Не называй меня так!

— Но это правда. Ты — любовь всей моей жизни, и я всегда знал, что умру от твоей руки. Стреляй, — мягко добавляет и слегка улыбается, — Все нормально. Сделай это.

Мама всхлипывает и делает еще один маленький шажок, а дуло в ее руке начинает ходить ходуном еще больше, чем до этого. Мы все замираем, словно кто-то нажал на кнопку «пауза», боимся пошевелиться, пока между ними идет какой-то немой разговор. Только глазами. Я же понимаю еще кое что очень важное вдруг, так неожиданно: она не выстрелит. Не сможет. Любит.

Артур, который все это время не вмешивался, а стоял в стороне, кажется, тоже это понимает и подходит к маме, бережно беря ее руку в свою.

— Все нормально, Мария. Ничего страшного.

Мама сначала не хочет отпускать оружие, но, пару раз моргнув, поднимает глаза на него и слегка, почти незаметно, мотает головой. Я не знаю, что это значит, и могу лишь догадываться, по крайней мере исходя из происходящего дальше.

— Богдан, Маркус. Проводите Петра до машины.

— Куда ты его увезешь?

— Это уже не твоя забота, Мария. Ты теперь свободна.

Только сейчас она переводит внимание на нас, словно наконец пало какое-то странное, тягучее проклятие. Отца уводят, и так она может дышать свободно, а еще улыбаться… Она свободна. Счастлива. И эта еще большая трагедия: как любовь таких масштабов могла стать такой же ненависть? Подумаю об этом обязательно, знаю, но сейчас не это главное.

— Мои маленькие… — так тихо шепчет, и так это сильно пробивает, что я дышать не могу, говорить не могу, шевелиться!

Миша, кажется, тоже, так что самой сильной из нас снова оказывается Марина…

— Мамочка…

Она сразу же делает шаг в нашу сторону, но Артур неожиданно встает на ее пути и медленно мотает головой.

— Артур, пожалуйста…

— Извини, Мария, но я должен думать о своей семье, а она очень устала. Мы хотим побыстрее все закончить.

— Закончить что? — спрашивает Миша, и он с улыбкой смотрит на него и просто пожимает плечами.

— Мы должны заключить договор.

Хмуримся все разом, но он уже не видит нас, смотрит лишь на маму, которая цепляется за стол, пару мгновений жалобно пожирает его глазами, но быстро сдается. Кивает и отходит к месту с левого фланга, присаживаясь на стул рядом с Ирис.

— Итак, начнем.

— Какой договор вы хотите заключить? — тут же спрашиваю, он на миг останавливается, пару мгновений молчит, стоя ко мне спиной, но потом разворачивается и улыбается.

— Обычный, Макс. О том, как нам сосуществовать.

— Сосуществовать? Эм…

— Моя семья долго пряталась по разным причинам. Мы вынуждены были жить в тени, но это время закончилось. Мои сыновья способны на многое, и я устал их ограничивать. Теперь все будет иначе, но…