Глюк

В эпоху Иосифа II никого не смущала постановка оперы такого содержания на сцене придворного театра, причём в качестве праздничного «подарка» к долгожданному бракосочетанию эрцгерцога Франца и принцессы Елизаветы Вюртембергской. Свадебную оперу выбрал лично император, то есть ему этот сюжет не казался крамольным или общественно опасным. Конечно, действие происходило в условной восточной стране Ормузд, имена героев не вызывали никаких актуальных ассоциаций, а наряду с драматической линией в опере имелось и немало колоритных и даже комических сцен. Тем не менее тираноборческий и демократический посыл выражен в «Тараре» гораздо откровеннее, чем в любой из опер Моцарта, в том числе в «Свадьбе Фигаро» (1786), постановка которой также была лично санкционирована императором, хотя ранее он запретил ставить на сцене комедию Бомарше как драматическое произведение.

Дальнейшие творческие достижения Сальери оказались связанными всё-таки не с глюковской традицией, а с жанром оперы-буффа в его позднем преломлении, когда беззаботное карнавальное веселье середины века сменилось ближе к его концу философской иронией, метафоричностью образов, психологическими и стилистическими парадоксами. Таковы лучшие оперы Сальери 1780-х и 1790-х годов: «Пещера Трофония» (1785), «Мир наизнанку» (1792, поставлена в 1795), «Фальстаф» (1799). Лишь пышная опе-ра-сериа «Пальмира, царица Персии» (1795) в какой-то мере перекликалась с ориентальной декоративностью некоторых сцен «Тарара», но в музыкальном отношении была ещё дальше от глюковской строгой манеры.

«Голос Бога вдалеке»

В одном из писем Бетховена, в прошлом ученика Сальери по вокальной композиции, содержится просьба к издателю Зигмунду Антону Штейнеру передать для исполнения в благотворительном концерте партитуру Седьмой симфонии «придворному капельмейстеру Сальери, патриарху добрых воззрений на немецкую вокальную музыку и на немецких певцов. Одновременно с величайшим благоговением выразить ему благодарность за удачное физиократическое изобретение, позволившее найти звуковую высоту и голос, свойственные голосу Бога»[172]. Пассаж, безусловно, весьма ехидный, однако требующий комментариев. Бетховен не вполне справедлив, иронизируя по поводу «добрых воззрений» Сальери на немецких певцов: маэстро обучал вокальному мастерству многих выдающихся солистов, выступавших и в итальянском, и в немецком репертуаре. Но замечание по поводу конкретной высоты «голоса Бога» намекает на совсем другую историю, широко обсуждавшуюся в то время в Вене.

В 1787 году Сальери сочинил кантату «Страшный суд» (Le Jugement dernier), исполненную в Париже в 1788 году с французским текстом, а в Вене — в 1817-м, в переводе на немецкий язык. В этой кантате имелось большое соло тенора, обозначенное как «Голос Бога вдалеке». По поводу того, какому именно певческому голосу следует поручить это соло, Сальери в 1787 году обратился за советом к совсем уже больному, но сохранившему ясность мысли и чувство юмора Глюку. Об этом сам Сальери поведал в публикации, появившейся 20 марта 1817 года в «Wiener allgemeine musikalische Zeitung»:

«Когда я в Вене работал над этим хоровым произведением, Глюк находился в Бадене, дабы попытаться восстановить ваннами своё здоровье, подорванное перенесёнными им несколько месяцев назад двумя апоплексическими ударами. После безуспешного курса лечения он вернулся в Вену, и тогда я посетил его. Улучив момент, когда он выглядел не таким слабым, как обычно, и мы вместе с его супругой помогали ему медленными шагами перейти из комнаты в комнату, я рассказал ему о полученном из Парижа заказе на упомянутую кантату. Вкратце описав ему содержание, я признался, что много дней пребывал в сомнении: кому следует поручить слова, вложенные поэтом в уста самого Бога, тенору или басу. По моему мнению, первое было предпочтительнее, ибо голос должен был раздаваться с высоты, а стало быть, звучать более пронзительно, создавая соответствующий эффект.

Я спросил у великого человека его мнения на сей счёт. И он едва слышно ответил мне: «Ваш выбор верен». Затем он добавил кротко и чуть шутливо:

«Однако же достоверные сведения о том, в каком ключе следует йотировать голос Бога, я смогу Вам сообщить в ближайшее время, когда окажусь в мире ином».

В силу печального стечения обстоятельств вышло так, что через четыре дня он скончался вследствие третьего апоплексического удара».

Сальери с тех пор неоднократно пересказывал печальную шутку Глюка, но решил в 1817 году письменно зафиксировать своё свидетельство, поскольку в устных вариантах оно, видимо, обросло неточностями. Память о последних днях жизни великого учителя была ему очень дорога, да и вообще Сальери отличался повышенным чувством долга по отношению к тем, кто делал ему добро.