Глобалия

— И не только в таких делах, — проворковал Степан, приближаясь к Марте. — Может, отправишь свою племянницу поиграть внизу? А мы с тобой приведем себя в надлежащий вид и нырнем за моими мокасинами...

Марта позволила ему расстегнуть верх платья, а потом резко выпрямилась, напрягая слух. Снизу доносилась едва различимая музыка. Это заиграл один из оркестров, рассеянных по внутренним дворикам и гостиным.

— Слышишь, Кейт? Они играют «Moon of my Age»!

Пользуясь тем, что в обуви бегать намного удобнее, Марта вскочила со стула и заспешила к лестнице, таща за собой Кейт.

— Позвони мне сразу, как только что-нибудь узнаешь! — бросила она Степану, спускаясь к остальным гостям.

Мафиози несколько раз в отчаянии перевел взгляд с опустевшей лестницы на бассейн, где медленно всплывали вверх его разбухшие от воды туфли.

Глава 5

БАЙКАЛ МЧАЛСЯ ГАЛОПОМ на статном гнедом коне, а Фрезер трясся следом, кое-как пристроившись на спине у маленькой коротконогой лошадки. Они старались ехать самым коротким путем, торопясь поскорее добраться до леса, где обитало племя фрезеров и где бы им больше ничто не угрожало. Стук копыт разносился далеко вокруг, заранее возвещая встревоженным пешеходам о приближении всадников, а потому за все путешествие друзья так ни разу никого и не встретили.

По дороге Фрезер во все горло распевал разные песни, и Байкал очень скоро выучил наизусть большую часть куплетов и припевов. Он мало что понимал в них, но ему нравилось бросать навстречу ветру дошедшие из глубины веков строки, которые в былые времена пробуждали мечты и смягчали горечь поражения, звали в атаку и служили сигналом к отступлению, подбадривали моряков и несли утешение вдовам.

Путь их снова лежал через унылую, неприютную местность. Повсюду глаз натыкался на свалки промышленных отходов, необработанные поля, фрагменты разрушенных дорог, мостов и столбов. Повсюду природа свела на нет недолговечный порядок, установленный человеком. Сквозь все щели и разломы беспорядочно прорастали корни, листва, колючие кустарники. Как ни странно, этот хаос, враждебный по отношению к человеческому роду, казался Байкалу гостеприимным и даже уютным. Никогда еще юноша не чувствовал себя настолько свободным. Нигде еще ему не было так покойно, как в этих диких краях, где царили насилие и смута. Ни за что на свете не согласился бы он вернуться в Глобалию.

Но это счастье оставалось неполным, как и всякая радость, которую нельзя разделить с любимым человеком. В тяжелых испытаниях, в минуту опасности Байкал порой даже радовался про себя, что Кейт нет с ним рядом. Но когда он был счастлив, ему ее мучительно не хватало: Он то и дело воображал, как она сидит на крупе гнедой лошади, обхватив его за пояс и прижавшись щекой к его затылку. Байкал живо представлял себе, как длинные волосы девушки развеваются по ветру и хлещут ее по лицу.

В жаркие дневные часы, когда конские гривы становились белесыми от пота, а высокие молочаи словно воздевали руки к солнцу, умоляя о тени, когда голова шла кругом от жажды, а сознание мутилось, сладко было мечтать, отдаваясь на волю любви и желания. Но с наступлением сумерек, когда начинал дуть свежий ветерок, а закат окрашивал облака и камни в красноватые тона, Байкал вновь испытывал всю горечь разлуки. Подступала усталость, самое черное отчаяние ломилось в душу, грозя овладеть ослабевшим разумом. Как ни старался Фрезер развеселить своего друга, их вечерние посиделки у костра были безрадостны. Байкал не отрываясь смотрел на угли, и его била дрожь. Юноше казалось, что над пламенем роятся целые вереницы мрачных мыслей и зловещих предзнаменований.

Прежде всего, они возвещали о том, что он никогда уже больше не увидит Кейт. У Байкала не было ни малейшей возможности подать ей хоть какой-то знак. Последняя попытка привела к таким катастрофическим последствиям для мафиози, который согласился ему помочь, что теперь никто уже не рискнул бы оказать ему подобную услугу. О том, чтобы вернуться в Глобалию, не могло быть и речи. Социальная безопасность сделала из него врага. Байкал хорошо представлял себе, какими методами действует эта организация, а потому не сомневался, что не сможет ни защититься сам, ни добиться справедливого суда, если сдастся добровольно. Да и сама мысль о возвращении, помимо того что это было бы бессмысленно, не вызывала у юноши ничего, кроме отвращения и протеста. Все, что он видел в антизонах, говорило об одном: Глобалия достойна ненависти, и ей следует объявить войну. Когда Байкал стремился выбраться оттуда, им двигало желание обрести свободу, как он сам ее понимал. Отныне же он видел в Глобалии врага, создание человеческих рук, обернувшееся против самого человека, здание, основанное на принципах свободы, но готовое раздавить любую свободу, политическое чудовище, подлежащее уничтожению.