Требования открытых СМИ, свободных от концентрации в руках немногих, стали исходить от олигархов, стремившихся поставить СМИ под свой контроль и использовать для поддержания своей власти, но только тогда, когда правительство стало использовать свою власть для изъятия власти у них. В большинстве демократических и развитых стран подобную концентрацию экономической власти средний класс, вынужденный платить монопольные цены, долго бы не вытерпел. Американцы уже длительное время озабочены проблемой концентрации власти в СМИ. В Америке подобная концентрация в масштабах, сопоставимых с Россией, была бы неприемлема. Тем не менее высшие официальные лица США и МВФ обращали мало внимания на опасность, которую представляет концентрация власти в СМИ; они больше интересовались скоростью их приватизации, считая признаком быстроты всего процесса приватизации. И они воспринимали с удовлетворением и даже с некоторой гордостью то, что сконцентрированные в частных руках СМИ использовались, притом очень эффективно, для сохранения у власти их друзей - Бориса Ельцина и так называемых реформаторов.
Одной из причин, по которым так важно иметь активные и критические СМИ, является необходимость обеспечения того, чтобы принимаемые в верхах решения отражали интересы не только кучки привилегированных, но и общества в целом. На протяжении всего существования коммунистической системы ее характерной чертой было то, что общественность не могла ни контролировать, ни давать оценку действиям власти. Одним из последствий, связанных с провалом создания в России эффективных независимых и конкурирующих между собой СМИ, стало то, что такие мероприятия, как, например, залоговые аукционы, не подверглись критике со стороны общественности, как они того заслуживали. Однако даже на Западе ключевые решения о политике в отношении России в международных экономических институтах, например в МВФ и в министерстве финансов США, принимались в основном за закрытыми дверями. Ни налогоплательщики на Западе, кому эти институты предположительно подотчетны, ни российский народ, который в конце концов за все расплачивался, почти ничего не знали о том, что на самом деле происходит. И только теперь мы мучаемся вопросом: «Кто потерял Россию и почему?» Ответы, как мы начинаем понимать, неутешительны.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЗАКОНЫ О НЕЧЕСТНОЙ ТОРГОВЛЕ И ДРУГИЕ ТЯЖЕЛЫЕ ОШИБКИ
Международный валютный фонд является политическим институтом. При операции по выкупу долгов в 1998 г. он руководствовался задачей сохранения у власти Бориса Ельцина, хотя, исходя из всех принципов кредитования,, эта операция была практически бессмысленной. Молчаливое согласие с приватизацией через коррупционные залоговые аукционы, если не прямая ее поддержка, частично основывалось на том факте, что коррупция способствовала благой цели - переизбранию Ельцина{39}
. Политика МВФ в этой сфере была неразрывно связана с политическими установками министерства финансов администрации Клинтона.В самой администрации были, конечно, сомнения касательно стратегии министерства финансов. После поражения реформаторов в декабре 1993 г.[46]
Строуб Тэлбот, в то время курировавший политику в отношении России (а позднее заместитель госсекретаря), выразил широко распространенные критические взгляды на стратегию шоковой терапии словами: «Не слишком ли в ней много шока и не слишком ли мало терапии?» В Совете экономических консультантов опасались, что Соединенные Штаты дают плохие советы России и используют деньги налогоплательщиков, чтобы побудить ее эти советы принять. Однако министерство финансов считало российскую экономическую политику своим полем деятельности и отвергало любые попытки открытого диалога как внутри правительства, так и вне его, упорно отстаивая принципы шоковой терапии и быстрой приватизации.