Глобализация: тревожные тенденции

В России и других странах, например, отсутствие правовой базы, обеспечивающей хорошее корпоративное управление, означало, что тот, кто сумел захватить контроль над корпорацией, имел стимул к тому, чтобы красть активы у миноритарных акционеров, а менеджеры ― поступать таким образом по отношению ко всем акционерам[43]. Зачем тратить силы на создание богатства, если его гораздо легче украсть? И другие аспекты процесса приватизации (как мы уже видели) также повышали как стимулы, так и возможности для корпоративного воровства. В результате приватизации в России предприятия общенационального значения обычно передавались их бывшим менеджерам. Эти инсайдеры прекрасно знали, насколько полна трудностей и неопределенностей открывшаяся перед ними дорога в будущее. Даже настроенные на инвестиции и реструктуризацию своих предприятий, они не решались ждать создания рынка капиталов и множества других перемен, которые требовались для того, чтобы они полностью могли пожинать плоды этих мероприятий. Они сосредоточились на том, что они могли выжать из своей фирмы в ближайшие несколько лет, и слишком уж часто максимизация этого достигалась путем обдирания активов.

Предполагалось также, что приватизация исключает участие государства в экономике, но те, кто допускал такую возможность, имели чересчур наивное представление о роли государства в современной экономике. На самом деле государство влияет на экономику великим множеством разных способов и на множестве разных уровней. Приватизация сократила власть центрального правительства, но эта передача власти привела к усилению полномочий местных и региональных властей. Город, например Санкт-Петербург, и область, например Новгородская, могли использовать большое количество регулирующих и налоговых мероприятий для того, чтобы вымогать «ренту» у фирм, оперирующих в сфере их юрисдикции. В передовых промышленных странах правит закон, который обуздывает злоупотребления местных и региональных властей их полномочиями; не так обстоит дело в России. В передовых промышленных странах есть конкуренция между общинами, каждая из которых старается сделать себя более привлекательной для инвесторов. Но в мире, где высокие процентные ставки и общая депрессия делают инвестиции маловероятными в любом случае, местные власти уделяют мало внимания созданию привлекательного «климата для инвестиций» и концентрируются вместо этого на том, что они могут извлечь из существующих предприятий, т.е. повторяют основные черты поведения владельцев и менеджеров приватизированных предприятий. А если приватизированные предприятия ведут дела одновременно на нескольких территориях под разной юрисдикцией, то каждая местная власть стремится скорее содрать то, что можно, пока другие не заберут свои куски активов. И это только усиливает стимулы менеджеров хватать все, что плохо лежит, как можно быстрее. После всего этого фирмы остаются в любом случае полностью разоренными. Это ― соревнование в том, кто скорее достигнет дна.

Радикальные «шокотерапевты» утверждают, что проблема с приватизацией, точно так же как с либерализацией, состоит не в том, что она осуществляется поспешно, а в том, что она проходит недостаточно быстро. В то время как Чешскую Республику, например, МВФ хвалил, даже когда она спотыкалась, становилось ясным, что эта страна в риторике далеко превзошла фактические действия: она сохранила банки в руках государства. Если правительство приватизирует корпорации, но оставляет банки в руках государства или оставляет их без эффективного регулирования, такое правительство не ставит фирмы в условия жестких бюджетных ограничений, что ведет к альтернативным, менее прозрачным способам их субсидирования вместо повышения их эффективности, и открыто приглашает к коррупции. Критики чешской приватизации тоже утверждают, что проблема заключалась не в поспешности, а в медленности приватизации. Но ни одна страна не преуспела в приватизации всего сразу, одномоментно и хорошо. И вероятно, если бы и нашлось правительство, сумевшее осуществить мгновенную приватизацию, то эта приватизация вылилась бы в безнадежную путаницу. Задача слишком трудна, искушение злоупотреблениями слишком велико. Провалы быстрой приватизации были предсказуемы ― и были предсказаны.

Приватизация, как она была навязана России (и слишком многим другим странам из бывшего советского блока), не только не способствовала экономическому успеху страны, но и подорвала доверие к правительству, к демократии и к реформам. В результате раздачи богатейших природных ресурсов России до того, как была учреждена система эффективного сбора налогов (природной ренты), люди из узкого круга друзей и приближенных Ельцина сделались миллиардерами, а страна оказалась не в состоянии регулярно платить своим пенсионерам по 15 долл. в месяц.