Наиболее вопиющим примером плохой приватизации является программа займов под залог акций. В 1995 г. правительство, вместо того чтобы занять необходимые ему средства в Центральном банке, обратилось к частным банкам. Многие из этих банков принадлежали друзьям членов правительства, которое выдавало им лицензии на право занятия банковским делом. В среде с очень слабым регулированием банков эти лицензии были фактически разрешением на эмиссию денег, чтобы давать их взаймы самим себе, или своим друзьям, или государству. По условиям займов государство давало в залог акции своих предприятий. А потом вдруг ― ах, какой сюрприз! ― государство оказалось неплатежеспособным, и частные банки стали собственниками этих предприятий путем операции, которая может рассматриваться как фиктивная продажа (хотя правительство осуществило ее в замаскированном виде «аукционов»); в итоге несколько олигархов мгновенно стали миллиардерами. Эта приватизация была политически незаконной. И, как уже отмечалось выше, тот факт, что они не имели законных прав собственности, заставлял олигархов еще более поспешно выводить свои фонды за пределы страны, чтобы успеть до того, как придет к власти новое правительство, которое может попытаться оспорить приватизацию или подорвать их позиции.
Те, кто достиг процветания за счет щедрости государства или, точнее, за счет щедрости Ельцина, приложили огромные усилия к его переизбранию. Забавно, что, в то время как предполагалось, что часть «подарков» Ельцина была потрачена на его избирательную кампанию, некоторые критики считают, что олигархи не такие простаки, чтобы тратить свои деньги на оплату избирательных кампаний, для этого у правительства существует множество тайных фондов[44]
, которые можно использовать. Олигархи снабдили Ельцина чем-то более ценным ― современными избирательными технологиями и положительным имиджем, который они создали через контролируемое ими телевидение.Залоговые аукционы стали заключительной стадией обогащения олигархов, небольшой группы людей (часть из которых происходили, по слухам, из мафиозных организаций), которые установили контроль не только над экономической, но и над политической жизнью страны. Как-то раз они заявили, что контролируют 50 процентов богатства страны!
Защитники олигархов сравнивают их с американскими разбойничьими баронами, Гарриманами и Рокфеллерами. Однако есть большая разница между деятельностью этих фигур XIX в. и олигархов в России. Она хотя бы в том, что американские «бароны» прокладывали железные дороги и создавали горно-добывающие вотчины на Диком Западе, а российские олигархи просто эксплуатируют Россию, получившую название Дикого Востока. Американские разбойничьи бароны, стремясь сделать себе состояние, создавали национальное богатство. Они оставили страну гораздо более богатой, даже если принять во внимание, какой большой кусок они себе отхватили от общественного пирога, который значительно увеличился. Российские же олигархи крали активы, обдирали их, и страна делалась все более бедной. Предприятия ставились на грань банкротства, в то время как банковские счета олигархов росли.
СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ
Официальные лица, применявшие Вашингтонский консенсус, ошибались в оценке социального контекста переходных экономик. Это особенно удивительно, если учесть то, что происходило в коммунистический период.
Рынок обязательно предполагает множество экономических отношений ― обменных операций. Многие из них связаны с деньгами. Некто дает другому взаймы деньги, рассчитывая на то, что ему их вернут. Доверие при этом поддерживается правовой системой. Если кто-либо не выполняет своих контрактных обязательств, его можно заставить сделать это. Если кто-либо ворует имущество другого, он должен предстать перед судом. Но в странах со зрелой рыночной экономикой и адекватной институциональной инфраструктурой физические и юридические лица прибегают к судебным тяжбам лишь изредка.
Экономисты часто называют тот «клей», который удерживает общество от распада, «социальным капиталом». Беспорядочное насилие и мафиозный капитализм часто приводятся как примеры, отражающие эрозию социального капитала; в некоторых странах, образовавшихся на месте бывшего Советского Союза, которые я посетил, на каждом шагу можно видеть мелкие, но прямые проявления этой эрозии социального капитала. Речь идет не просто о недостойном поведении отдельных менеджеров; происходит почти анархическое воровство всех у всех. Например, ландшафт Казахстана пестрит теплицами, у которых нет стекол. Разумеется, в таком виде они непригодны. В начале переходного периода было так мало веры в будущее, что каждый человек делал то, что, как он полагал, будут делать другие: каждый был уверен, что другие будут вынимать стекла из теплиц, в результате чего теплицы (и их средства к существованию) будут разрушаться. Но если теплицы в любом случае обречены на разрушение, то каждому имеет смысл брать то, что он может взять, даже если ценность стекла была невелика.