Глобальное потепление

10. Немного Нашей Страны + Соловки

— Где слоник? Где?!

— Проехали уже. Смотреть надо было.

— Врешь ты все, не было там слоника, одна корова!

— Сам ты корова! Подвинься, не видно за тобой ничего.

— Сам подвинься, это за тобой не видно!

Юлька запрокинула голову:

— На верхней полке не драться! Кто хочет подраться — спускайтесь вниз.

— Ничего я не хочу, это Коська!

— Мишка первый начал!

— А чего он врет, что слоник?!

— Потому что наша страна — родина слонов, дурак! Им было холодно, вот они и ушли в Африку. А теперь тепло, и вернулись.

— Сам дурак! Мам, чего он?!

— А ну спускайтесь оба, кому говорю! Марьянчик, подвинься, дай-ка я встану.

Она поднялась и как раз успела поймать скатившийся с верхней полки клубок из расцарапанных конечностей о двух разномастных головах. Летел он с ускорением, весил на двоих побольше нее, так что на ногах Юлька не удержалась, рухнула на противоположную полку, задницей на квадратное и твердое — видимо, Славикову книжку.

— Мама!..

— Славка, а полез бы ты наверх читать.

— Мне и здесь неплохо. Скажи им лучше, пускай не балуются.

— Слушай, ну хоть ты бы слушался! Ты же старший.

— Ага, так всегда. Дерутся Мишка с Костиком, а я старший.

— Мама, мама, смотри, там цветочки!!!

— Вижу, Марьяночка, вижу… Значит, так: объявляется конкурс. Чей голос я услышу последним — тому приз!

Вышла в коридор, задвинула дверь до щели, встала к окну, отдунула снизу со лба прилипшую челку. Все-таки разрушительная сила детей, и это новый закон физики, находится в четкой обратной зависимости от площади, на которой она проявляется — и в купе поезда эта сила зашкаливает не по-детски, простите за каламбур. Выпускать же банду на чуть большую площадь, то бишь в вагон — после того, как Мишка постучал гантелей по нескольким окнам с целью превратить обычные стекла в красивые, из блестящих кусочков (один раз у него получилось), Костик сорвал стоп-кран, а Марьяна подвернулась под ноги проводнику с подносом прохладительных напитков (слава богу, сейчас никто не заказывает в поездах чай) — Юлька бы не рискнула. Хотя все равно ведь выскочат, черти, как только надоест молчать наперегонки и смотреть в окно.

Первый муж сказал, что всегда знал, какая она непроходимая идиотка по части планирования семейного бюджета, но не догадывался, насколько. Муж-два сказал, что не сможет так долго без нее, и пусть выкручивается как знает. На первого Юлька всерьез обиделась, она-то ждала, он обрадуется, это ж надо было столько пилить ее насчет пристроить на лето детей!.. Мужская логика непостижима: предложив мужу-два если не поехать вместе, так хотя бы вырваться на выходные к ней на Соловки, Юлька услышала, какая она непроходимая идиотка, и, оказывается, он давно догадывался, насколько. Восьмерка из двух кругов замкнулась, закономерно символизируя бесконечность. Больше Юлька мнения мужей не спрашивала и не выслушивала, да и какая нормальная женщина слушает их — в нашей стране?

Однако семейные разборки не шли ни в какое сравнение с тем грандиозным скандалом, который ей закатил Иннокентий. Нависнув над столиком во весь рост, перегнувшись, словно худющий кронштейн, потрясая длинными нечесаными патлами и стуча кулаком по клеенчатой салфетке и сплющенному стаканчику, Кешка кричал на всю кафешку, что это предательство. Ребята поверили ей, готовы были хоть завтра выезжать на натуру! — а она, Юлька, обманула их всех, кинула, развела! Бабки, с таким трудом выбитые на проект… да какое она имела право снимать их со счета и тратить черт-те на что!!!

Вот будут у тебя дети, поймешь, — огрызалась Юлька, остро чувствуя себя неубедительной, даже в том наиболее бесспорном пункте, что потратила она только те деньги, которые полагались по смете ей как режиссеру и руководителю проекта, а если и чуть больше, то доложит потом свои. И съемки начнутся сразу же после соловецкой смены, да какая вам разница, может, не так жарко будет! — все это тоже звучало не очень, уж она-то знала, насколько трудно собрать воедино группу и привести ее в рабочее состояние, особенно после того, как уже раз (а откровенно говоря, и не раз) был дан фальш-старт. Кешка прав, с какой стороны ни посмотри. И даже с той, о которой он, к счастью, не догадывался: что ливановское согласие на имя в титрах — явно такой же треп, как и «шеф тебя отпускает» или «позвонишь мне, и все будет хорошо», и это в любой момент могло вылезти наружу. Правда, она обналичила бабло, и кондишенный спонсор уже все равно ничего им не сделает. Хотя, если честно подумать, то сделает, конечно.

Но Юлька везла детей на Соловки, и сознание собственной правоты, никем и ничем не поддержанное, висящее в воздухе, словно дирижабль, было единственно настоящим, подлинным, в разы неоспоримее всего того, что весь окружающий мир мог предложить в противовес.

Из-за двери купе раздался грохот. Оглушительный, разрушительный, вулканический. Юлька развернулась и бросилась, повисла на заклинившей створке, дернула, налегла, прорвалась.

— Что случи…?!