В связи с этим неожиданным для Украины должен быть вывод, согласно которому Китай извлекает пользу из подходов, близких к тем, которыми нас в вузах и на политучебе еще недавно почти принудительно перекармливали. Так, может показаться, что именно нам пристало извлекать пользу, скажем, из диалектики. Но мы все это выбросили на свалку, как нечто, оставшееся от тотально отвергаемого советского прошлого. А Китай нечто похожее, но идущее от многотысячелетней китайской мудрости, успешно использует. Действительно, нам и в страшном сне не могло присниться, что из гегелевской эквилибристики можно выжать что–то для практики. Китай же практически осваивает эффект третьего пути, буквально играя в похожие на диалектику игры. Мы знаем из философии, что единое раздваивается на «+» и «-», на «жарко» и «холодно», раздваивается, скажем, на покой и стремительное движение; на равнодушие и страсть. Так вот китайцы, чтобы достичь успеха на практике, не принимают ни того, ни другого, а принимают середину. Они стремятся выискивать путь между двумя крайностями, срединный путь. На практике нащупывание третьего пути воплощается в конкретику, основанную на той или иной вполне рациональной методике. И в этом отношении упоминавшийся проект «Одна страна, две системы» далеко не единственный. Так, высокое искусство проявлено было в конструировании и использовании в интересах развития страны свободных экономических зон, что для нас оказалось непосильным.
Конечно, Китай не отвечает западным стандартам демократичности и прав человека. Однако в условиях посттоталитарных, отягощенных бедностью, иное было бы несовместимо со стремительным подъемом. Сомнений нет и в том, что по мере перехода в другое, более благополучное состояние тенденции демократизации неизбежны, и к этому Китай уже готовится, и даже делает первые шаги.
Когда же Дэн–Сяопину предложили сразу начать с демократических реформ, он сказал: «Нет! Реформы потом! Давайте сначала наведем элементарный порядок в экономике»12
. В стране было осуществлено так называемое регулирование 1979–1982 гг., ставшее залогом будущих успехов. В последние годы, в преддверии новых экономических перемен, страна, как считают в Китае, экономически созрела для перевода социально–политического режима в русло демократизации. Как представляется, эти процессы могут затормозиться, с одной стороны, из–за опасности возврата волн мирового кризиса, с другой стороны — из–за старта экспансионистской политики США.Если же говорить о странах экономического чуда в Юго–Восточной Азии, то в них, во всех без исключения, успешным рыночным реформам на первом этапе (часто затянутом) сопутствовал в полном смысле слова диктаторский режим. К ним однозначно применимо выражение «Сначала экономика, затем демократия»13
. В этой связи корейский политолог Ли Ин–Сонг, анализируя особенности модели реформирования экономики Восточной Азии, отмечал следующую общую для восьми «тигров» черту: «развитие происходило при режиме диктатуры, причем диктатура сочеталась с либеральными ценностями»14.Лишь на волне беспрецедентного экономического успеха здесь начался переход к системе демократии. Переход зачастую драматический, иногда трагический для обеспечивших успех диктаторов (вспомним судьбы посаженных в тюрьму южнокорейских диктаторов периода ранних реформ). Но в стане реформаторов этих стран такие издержки считают неизбежными. По их мнению, страны Восточной Азии, чтобы добиться устойчивого успеха, вынуждены были, особенно в первые годы, следовать по тому коридору, который обозначен культурно–историческими доминантами, заключенными, прежде всего, в конфуцианстве, в котором заложен мощный и неувядающий потенциал азиатского рационализма.
Кстати, если по аналогии затронуть проблему судеб постсоветских экономических реформ (в отличие от стран Центральной Европы — Венгрии, Чехии, Польши и других, где рыночный сектор и соответствующие традиции имелись), то здесь сразу прогнозировалась следующая ситуация: «Кто политические реформы предпосылает экономическим, как это было в СССР, тот сам себя загоняет в нестабильность»15
. Это мнение политика из Китая, который, разумеется, нам не указ. Но странным оказывается то, что и подталкивающие нас к одновременным реформам (демократическим и рыночным) лидеры Запада были того же мнения о их результативности. Так, Г. Кисинджер и З. Бжезинский еще не в худшие для СССР времена считали, что здесь для успешных экономических преобразований требуется скорее авторитарное, нежели демократическое посткоммунистическое правительство16. Им вторил В. Леонтьев: «…Проще было бы сначала осуществить перестройку экономики, а потом объявить гласность»17.