Платонизм всегда на протяжении столетий встречал оппозицию со стороны разных номиналистических, плюралистических и скептических течений, но до конца XX века все–таки оказывался (если иметь в виду не само учение Платона, а связанный с ним принцип превосходства всеобщего над индивидуальным) наиболее авторитетной установкой во многих теологических, эстетичных и философско–монистических системах. Сейчас эта авторитетность поставлена под сомнение. На передний план философского дискурса выдвигается уже не абсолютность мировой идеи, Бога или материи как универсальной субстанции, а отрицание всякой абсолютизации, то есть принцип монадности. С точки зрения такого принципа целое не исключает плюралистичности форм своего функционирования, каждая из которых может стать индивидуальным выражением общего.
И наоборот, индивидуальное — это не единичное, а единственное, способное воплощать весь мир, сжатый в границах личности. В таком понимании монадное становится принципом социально–культурной деятельности и духовности XXI века. Оно определяет ценность общечеловеческого в меру его способности воплощаться в индивидуальных судьбах людей и этносов.
То, что мы признаем сейчас в качестве общечеловеческого, на самом деле оказывается парадигмацей стандартов научно–технического прогресса и связанных с ним социокультурних ценностей, сформированных европейской цивилизацией. Эти ценности, принятые всем человечеством как условия исторической конкурентоспособности народов в нашу эпоху, тем не менее не исключают архетипы их национальной самоопределенности и бытийностной укорененности. Поэтому общечеловеческое выступает не как базисное, а как надстроечное явление, которое возникает на верхних этажах осуществления процессов регионально–цивилизационной этнической дифференциации человечества.
Общечеловеческое не является обычным проявлением инвариантного, общего в африканских, азиатско–тихоокеанской, ближневосточной или западноевропейской культурах. Оно конституируется по принципу внутренней репрезентации каждым этносом или культурой ценностей, которые диктуются историческим движением, этикой солидарности и вызовом Универсума. При этом потребность в определенной ценности может сначала осознаваться в одном регионе, в какие бы разногласия она не входила с общечеловеческими ценностями. Ведь в каждой цивилизации (не говоря уже об этносах) есть интимный мир архетипов, которые определяют их индивидуальное видение исторической действительности.
В условиях, когда человечество напоминает в социокультурном отношении симбиоз цивилизационных и этнических архипелагов, экуменистическое начало единства становится возможным лишь по мере развития тех собственных, региональных форм, которые способны репрезентовать глобальные интересы. И поскольку такая репрезентация становится действительностью, цивилизационное и этническое развитие человечества демонстрирует своего рода «этажирование» новых возможностей, когда над первичным уровнем культурных и поведенческих архетипов надстраиваются интегральные формообразования. Причем последние конституируются наиболее часто как коммуникационно–информационный и экономико–технологический процессы, в то время как архетипический базис цивилизаций или этносов сохраняет огромный потенциал разнообразия проявлений.
Итак, этническое разнообразие и плюралистичность неотъемлемы от аспектов глобальной жизни или отдельных цивилизаций, касающихся воплощения антропологически личностных моделей освоения мира. И, наоборот, те подсистемы общества и его сознания, которые характеризуются как надличностные образования или требуют выхода во внеличностные сферы, тяготеют к интеграционному способу существования. Это прежде всего касается техники и технологии, науки и экономики, отдельных аспектов правовых и политических отношений, которые воплощают общецивилизационные ролевые структуры. Тем не менее культура и социокультурная деятельность, имеющая личностные формы функционирования не только на индивидуальном, но и на этническом уровне (если этнос выступает со стороны своих неповторимых отличий как исторический индивид), базируются на архетипических своеобразиях, что питают дезинтеграционные тенденции. Это не означает отсутствия в культуре общечеловеческих ценностей, но они существуют в монадном режиме репрезентирования интеграционных элементов, а не их соборном подытоживании, как это считалось раньше.