Глобальные трансформации современности

Итак, трансформационный процесс включает и уничтожение, и переработку старого, и его адекватное воспроизведение, и гибридизацию старого и нового, то есть смешанную форму. Трансформационное движение является много вариантным. Это не только движение к новому, но и модернизация старого и традиционализация инноваций, пробуждение нужного прошлого, освобождение его от черт древности и уничтожение неоправданных форм настоящего или утопических извращений того, что считают будущим. «Социальные изменения, — по формулировке П. Штомпки, — обнаруживают слияние множественных процессов с разными векторами, которые частично расходятся, частично сближаются, частично усиливают или уничтожают один другого»966.

В трансформационном процессе всегда есть возможность обратного движения от нового к старому и не только в отрицательной форме его консервации, но и в положительном проявлении его модернизации. Так, в современной макроцивилизации трансформация социальных систем в направлении вестернизации (парадигмации западного общества) вызовет обратный процесс исламизации с ее фундаментализмом, консервативными идеалами; происходит и модернизация традиционного, о чем свидетельствует уже упомянутый феномен конфуцианского капитализма: его усилия вписать в традиционные ценности Востока современную рыночную экономику.

Наглядным примером модернизации предшествующего опыта был НЭП в социальной истории СССР и принцип соответствия в сфере трансформации научных теорий. Принцип соответствия исходит из того, что у новой теории, которая формируется, должны быть «классические двойники», то есть аналоги некоторых положений старой теории. Последние и надо использовать в полной мере для того, чтобы путем их коррекции и уточнения (если они будут при трансформации теоретических систем давать неопределенные результаты) получить формулы новой теории.

Как показал В. Гейзенберг, принцип соответствия является методом наибольшей аналогии между старым и новым знанием, которое создается в результате экстраполяции классических представлений на неклассическую область. Но поскольку старые представления не могут быть полностью адекватными новой области, строят искусственные, даже фиктивные объекты модельного типа, на которых эти представления исполняются за пределами старой теории. А потом ведут поиск частичного совпадения некоторых черт указанных модельных объектов с эмпирическим материалом новой теории. В той мере, в какой это совпадение осуществляется, развивают отдельные положения новой теории и устанавливают логические границы применения старых представлений.

Итак, переходный процесс с необходимостью включает искусственные, фиктивные объекты. И это особенность не только эпистемических, но и социальных трансформаций. Поскольку переходный процесс происходит между двумя состояниями стабильности, которые, будто два берега, очерчивают поток преобразований, то переход от одного «берега» на другой требует определенных ориентиров. А они определяются не только реальными событиями, но и мечтами, идеалами, надеждами и даже иллюзиями.

Человек не может ориентироваться по звездам, которые падают. Поэтому создает миф про недвижимые звездные ориентиры Неба. Здесь реальность переплетается с ожиданиями. Переходный процесс включает виртуальную реальность всего того, что не осуществлено, но является желательным. Так, в начале формирования США как государства, как пишет американский историк Д. Буртин, — «Америка порождала многообразие надежд, поскольку была привлекательным объектом иллюзий. Карта Америки состояла из незаполненных пространств, которые еще нужно было заполнить. Но там, где не хватало реальных фактов, возникали мифы»967.

Это переплетение реальности и иллюзий, в частности в утопической форме, подчеркивает и другой американский исследователь Л. Мамфорд. «Мы никогда не достигнем полюса, на который указывает стрелка компаса, — пишет он. — Точно таким же образом мы, несомненно, никогда не будем жить в утопии. Но если бы не существовало намагниченной иглы, мы едва ли сумели бы путешествовать. Нет оснований думать, что мы расправимся с утопией, утверждая, что она существует только на бумаге»968.

И дело здесь не только в том, что всякое бытие — это коллаж реальности с утопией (иначе реальность была бы весьма угрожающей). Дело в том, что в социальном бытии (и это является одним из парадоксов социологии) из мысленных ситуаций вытекают реальные следствия, о чем, например, свидетельствуют биржевые паники, вызванные слухами и т. п.

Этот феномен объединения реального и иллюзорного или утопического достаточно выразительно раскрывается в социальных трансформациях. В самой реальности переходного процесса, как свидетельствует опыт реформ в постсоциалистических странах, возникают фиктивные объекты типа инфляционных банкнотов, иллюзий трастовых обещаний, фирм–химер и т. п. Объективируются разные иллюзии — от утопий технократичного процветания до гипертрофии национальных ожиданий и мифологизации прошлого.