Глобальные трансформации современности

Не менее различными, хотя внешне схожими, были и представления двух этих мыслителей об этапах развития цивилизационных целостностей. Н. Я. Данилевский иллюстрирует свое видение этого вопроса при помощи метафоры рождения, развития, максимального раскрытия своих задатков, старения и гибели биологического организма, в чем он весьма близок О. Шпенглеру. К. Н. Леонтьев же не столь «натуралистичен». Он моделирует фазы развития цивилизаций, скорее, по аналогии с развитием форм духа, хотя не избегает и вполне биологических сопоставлений. По его мнению, «триединый процесс: 1) первоначальной простоты, 2) цветущего объединения и сложности и 3) вторичного смесительного упрощения свойственен точно так же, как и всему существующему, и жизни человеческих обществ»66, целым культурным мирам — цивилизациям. Идея К. Н. Леонтьева о «вторичном смесительном упрощении» как о характерной черте исчерпавшей свои творческие силы культуры вполне созвучна шпенглеровскому пониманию цивилизации как той стадии, когда живое заменяется механическим.

Наиболее последовательно и полно концепция циклического развития самодостаточных замкнутых историко–культурных миров представлена в концепции О. Шпенглера, оказавшего мощное влияние на осмысление исторического процесса в период между двумя мировыми войнами. Прежде всего, он категорически отверг господствовавший в западной науке европоцентризм: «Я называю эту привычную для нынешнего западноевропейца схему, в которой развитые культуры вращаются вокруг нас как мнимого центра всего мирового свершения, птолемеевской системой истории и рассматриваю как коперниканское открытие в области истории то, что в этой книге место старой схемы занимает система, в которой античность и Запад наряду с Индией, Вавилоном, Китаем, Египтом, арабской и мексиканской культурой — отдельные миры становления, имеющие одинаковое значение в общей картине истории»67.

«Глубинный срез» любой из этих культур можно, согласно О. Шпенглеру, представить следующим образом. Действительность четко делится на трансцендентное бытие, которое трактуется вслед за А. Шопенгауэром и Ф. Ницше как «воля» или «жизнь», проявляющаяся в образах зримого, феноменального мира. В лоне этой всеобъемлющей жизненной первосубстанции, в отличие от гегелевского «Абсолютного духа», иррациональной по своей сути, непостижимым образом зарождается «душа» некоей культуры — ее «прафеномен», порождающий определенные символы, которые, пребывая в бессознательной сфере человеческой психики, обуславливают специфику мироощущения и мировосприятия людей соответствующей общности. Этот «прафеномен» определяет внешний облик, «хабитус» той или иной культуры, неповторимый у каждой из них.

«Хабитус» для О. Шпенглера — общий стиль, присущий всем проявлениям духовной, социальной и экономической жизни, пронизывающий искусство и политику, литературу и математику, все то, что, по сути, является проэкциями, эманациями или интенциями трансцендентного «прафеномена» в плоскости имманентной данности феноменального бытия. Речь идет о том общем «стиле» или «почерке» великой культуры, который, выражаясь словами А. Я. Гуревича68, свойственен в пределах культурного региона творчеству самых разных его представителей, в какой бы сфере они ни работали, о ее «духе», который выражал некоторое глубинное единство мировосприятия и миропонимания, выражаясь в самых различных языках и художественных формах.

О. Шпенглер подчеркивает, что этот «хабитус», распространяющийся у отдельных людей на умонастроения, мысли, жесты и поступки, в существовании целых культур «охватывает всю совокупность жизненных проявлений высшего порядка», как–то: преобладание определенных видов искусства (круглой пластики и фрески у эллинов, контрапункта и масляной живописи на Западе) и решительное неприятие других (например, пластики у арабов), тип государственных образований, денежных систем и общественных нравов. По мнению немецкого философа, такое внутреннее единство облика культуры, в конечном счете, определяющееся единством ее «духа», «прафеномена», может быть конкретизировано через ряд глубинных символов, понимаемых в качестве своего рода обшекультурных (в пределах некоей конкретной культуры) архетипов. Поэтому можно сказать, что «прочувствованное единство культуры покоится на общем языке ее символики», «вполне понятном только тому, чья душа принадлежит к этой культуре».

Сравнивая исторические судьбы названных им «великих культур», О. Шпенглер отмечает, что каждая из них переживает этапы, сопоставимые с возрастными периодами человека: у каждой культуры имеются свои детство, юность, зрелость и старость. В целом же он выделяет пять основных этапов в жизни культур:

1. З а р о ж д е н и е. Культура зарождается внезапно, из неясных глубинных брожений и процессов, в момент, когда трансцендентный «прафеномен» оформляется в реализовываемую культурой систему «прасимволов», наиболее адекватно проявляющихся на первых порах в мифологии и орнаментации.