Далее. В той мере, в какой творческая деятельность является уникально-индивидуальной, она оказывается неразделимо сращена с ее субъектом, субъектна по своей субстанции. Последнее не значит, что иной творец не может вновь воспроизвести некоторые феномены культуры; в науке, например, это возможно; но всякий раз это будет именно и вновь субъектно-определенная деятельность. Точно так же субъект-ность и индивидуальность уникальной творческой деятельности не отрицает того, что ее могут осуществлять широкие ассоциации индивидов, более того, ниже будет показано, что вторая сторона диалектического противоречия творчества состоит в том, что так или иначе ее всегда осуществляют именно такие открытые, «разомкнутые» ассоциации. Субъектность и персонифицированность творческой деятельности становится основой ее (1) неотчуждаемости (по своей природе творчество таково, что его параметры нельзя задать извне, эту деятельность невозможно подчинить внешним социальным нормам; и хотя можно подчинить, превратив в раба или крепостного, ее субъекта, это не изменит того, что в процессе деятельности творец как таковой будет свободен в той мере, в какой эта деятельность будет творчеством, а не принудительно-репродуктивным трудом) и (2) самомотивации (в той мере, в какой деятельность творца является творчеством он как таковой реализует свою родовую человеческую сущность - процесс свободного саморазвития своей личности, что и есть высший мотив подлинно человеческой деятельности; другое дело, что в мире отчуждения всякий творец всегда является и социальным субъектом и потому рабом денег, власти и т.п. внешних мотивов труда). Тем самым мы обосновываем два принципиально важных для последующего изложения тезиса: творческая деятельность предполагает господство неотчужденных общественных отношений и свободное развитие личности как свой второй (наряду с феноменами культуры) результат.
С другой стороны, творчество есть (как показали теоретики субъект-субъектных отношений, от М. Бахтина до Г. Батищева) непосредственно, в своей субстанции и своем процессировании как деятельности общественное отношение, а именно: диалог [многих] субъектов. В этом процессе деятельность и отношение непосредственно совпадают, ибо самое творчество определяется как со-творчество.
Так перед нами встает проблема определения нового понятия - диалога или (в категориальном пространстве Бахтина, Батищева, Библера) субъект-субъектных отношений. В этом взаимодействии Человек рассматривает любую окружающую его реальность (природу, других людей) не как мертвый объект, подлежащий производительному или личному потреблению, а как самостоятельную культурную ценность84
. Если это феномен природы, то творец стремится найти в нем красоту или законы его жизни и эволюции, если это человек, то он рассматривается не как носитель некой данной социальной роли - царь или раб, миллионер или бомж, - а как потенциальный субъект иной [творческой] деятельности. И именно (и только) как такой субъект природа и человек могут быть интересны для творца, ибо только так они могут стать «соучастниками» его деятельности.Отношение индивидов друг к другу как субъектов и рождает диалог, когда вы «снимаете» свое «я», погружаясь в Другого, принимая его логику, ценности, образ и цели действий и отрицая свои качества, в то время как ваш партнер по диалогу также снимает свое «я» и «оживляет» ваше. И именно в этом диалоге вы неотчужденно встречаетесь с другим человеком как особенной личностью, рождая дружбу и любовь, товарищество и солидарность. Но вместе с этим рождая и мощные противоречия (они и являются импульсом творчества), ибо в диалоге могут участвовать неповторимые, своеобразные, отрицающие друг друга личности (в противном случае они будут творчески безразличны друг к другу). Этот диалог принципиально не ограничен и не может быть ограничен двумя участниками. В пределе в таком «полифонировании» (термин Г. Батищева) может участвовать бесконечный (в пространстве и во времени) круг лиц - все те, кому «интересен» (для кого творчески продуктивен) этот процесс. В какой-то момент этот круг стабилизируется, становясь импульсом вашей деятельности, и вы (в вечном диалоге со всей культурой) кричите «эврика», найдя то новое, что и составляет тайну творчества.
При этом было бы наивностью представлять себе этот диалог (поли-фонирование) в виде этакого круга беседующих философов. Он может носить и носит не обязательно форму актуального («живого») спора-общения, протекая во многих случаях как распредмечивание культурных ценностей, как бы «оживляющее» творцов (читая книгу или слушая музыку, вы вступаете в заочный диалог с их авторами, и когда Чайковский превращает пушкинскую «Пиковую даму» в оперу, а Эйнштейн подвергает критике законы Ньютона, они диалогизируют со своими сотворцами).