То есть воровство пошло по полной программе. Как известно, приватизация государства и дикое воровство (посмотрите на путинизм) заканчиваются установлением авторитарного строя мародеров. Это началось и в США. Впрочем, не только в них. С 1994 года была уничтожена главная антикоррупционная норма Запада: политик или чиновник, приходя во власть, всегда должен был выходить из состава компании, в которой работал или имел долю собственности. Зачем? Чтобы не возникало конфликта интересов. Чтобы человек, получив в руки власть и право распоряжаться бюджетными деньгами, не мог бы использовать все это для обогащения своей компании, фирмы, корпорации. Чтобы не мог давать ей всяких налоговых льгот и государственных заказов, не имел возможности давить силой государства конкурентов своего частного предприятия. Именно это происходит в Латинской Америке и в РФ, где практически все чинуши имеют частный интерес. Но на Западе до недавних пор норма блюлась неукоснительно. Если некто становился президентом или министром, то немедля покидал посты главы фирмы или члена совета ее директоров, передавал свои акции кому-нибудь в доверительное управление. И хотя оное и не предотвращало полностью приватизации власти – все равно оставались возможности порадеть формально уже «не своей» фирме – это было лучше, чем ничего. Но с 1994 года миллиардер Берлускони, став премьером Италии, и не подумал выходить из руководства своих корпораций. Более того, он использовал полученную государственную власть для расширения собственной медиаимперии. Берлускони становился во главе страны периодически и так же периодически использовал власть для личного обогащения. Антикоррупционное табу пало. Потом примеру итальянского дельца последуют и американские бонзы. Хотя бы тот же Чейни со своей «Халлибертон».
Таким образом, пришла эра бесстыдной приватизации государства. Но параллельно с этим начался и другой процесс: создание модели будущего рабовладельческого общества.
Модели нового общественного устройства – Багдад и Новый Орлеан. «Архипелаг ГЛОБЛАГ»
Захватив Ирак, янки попробовали было превратить завоеванную страну в идеальный полигон для проведения радикальных рыночных реформ. Они пробовали провести тут полную либерализацию рынка, отменить ввозные пошлины на импорт, обеспечить тотальную приватизацию – вплоть до передачи нефтяной промышленности в руки иностранного капитала. Естественно, корпорациям пытались обеспечить полную свободу – с низкими налогами, с правом свободно вывозить прибыль из Ирака. Ну, и закончилось все это соответствующе: до трети иракцев лишились работы, системы водо-и энергоснабжения пришли в полный крах, нищета зашкалила за все мыслимые пределы. Иракцы такого «счастья» не приняли, массой подавшись в боевики. Вся затея построения образцового «рая свободного капитализма» на иракской земле, очищенной от прошлого с помощью военной катастрофы, с треском провалилась. Вместо рая родился кошмар. Со взрывами, убийствами, межрелигиозной резней и насилием, с полным беспросветьем впереди.
В этих условиях проступила истинная модель будущего по-ультракапиталистически. Ирак превратился в мир для «чистых» и «нечистых». «Чистым» отведена «зеленая зона» в Багдаде: особо охраняемая, обнесенная стенами безопасности территория, где размещается оккупационная власть. Только здесь есть нормальное энергоснабжение, работающий водопровод, нормальный порядок, достойная медицина и т. д. А за пределами этого «острова» царят нищета, деградация, дикость. Здесь вынуждены жить «нечистые», «неконкурентоспособные». Попросту говоря – лишние, не вошедшие в глобализованный «рай».
Мир, состоящий из сети укрепленных «корпоративных островов», каждый из которых охраняется частной армией, имеющий корпоративную медицину, частные страховки, частные школы и т. д. Модель сия, в общем, не нова. Ее вовсю опробовали в Бразилии, где имущие и их слуги живут, по сути, в укрепрайонах, а частные военные отряды периодически устраивают отстрел бедных. И вроде как ничего: при этом Бразилия обеспечивает экономический рост, ведет свою ядерную программу, строит космодром, пробивается на рынок со своими самолетами. Дескать, жить можно и так.