Глориана

Ирландия всегда воюет… никогда не замиряется… послать войско… если не справится, послать другое… вечная история с Ирландией…

Сердце мое упало, желудок свело — обычная свистопляска.

Люди и деньги!

Всегда их мало!

Всегда!

Я ухватилась за мыс корсета, с силой вдавила его в живот, чтоб унять расходившееся нутро.

Потом подождала и заговорила уже спокойно:

— Кто будет этим видным военачальником?

Ноллис, молодой Ноллис, белокурый в мать и ничуть не похожий на моего старого кузена, впервые подал голос:

— Это должен быть знатный вельможа, дражайшая миледи, наделенный Вашим Величеством полной властью, чтобы не только подавить бунтовщиков, но и увлечь за собой честных людей.

— Милорд казначей? — повернулась я к Берли.

— У нас есть лорд Маунтжой, мадам, верный слуга и опытный воитель.

— Или молодой лорд Кобем, — вставил Роберт. Он пристально взглянул на меня. — Если Ваше Величество не намерены назначить его на отцовскую должность хранителя пяти портов.

Я улыбнулась: он угадал верно.

— Хранителя пяти портов? — грубо вмешался мой лорд. Тряхнул головой. — Нет, нет. Ее Величество не отдаст это место Кобему!

Он повернулся ко мне, заговорил без тени учтивости. Как же он изменился! Кадис его преобразил!

— Я должен получить этот пост для Саутгемптона, он на мели и нуждается в доходах, — легко объявил он. — И Маунтжоя в Ирландию я как главнокомандующий вашими сухопутными силами не пущу.

Нуждается в доходах?

Он не пустит?..

Он — главнокомандующий?..

Все навалилось на меня разом — Испания, Ирландия, враги засели в Кале, четыре года подряд недород, люди голодают, в казне ни пенса, ни фартинга, чтобы как-то помочь, а мой, видите ли, лорд не пустит…

Что-то сломалось у меня в голове.

— Он нуждается в доходах? — в ярости завопила я. — А вам нужна война, вам нужно командовать? — Я повернулась к моим лордам:

— Клянусь Богом, он здесь король, не я! — В бешенстве я перегнулась через стол, схватила его за мантию. — Не будет по-твоему! Кобем получит должность хранителя пяти портов, и я — я, Елизавета, королева Елизавета, — решу, кого отправить в Ирландию!

Мои лорды как стояли вокруг стола, так и застыли в ужасе. Берли придвинулся ко мне, словно желая заслонить своим бедным старческим телом, Говард, сидящий рядом с моим лордом, следил за ним, как следят за скорпионом.

Мой лорд грохнул кулаком о зеленую скатерть.

— Господи, вам нравится все делать мне наперекор! — вскричал он страстно. — Однако ваша милость должна понимать…

— Малыш, малыш! — Не помня себя от ярости, я тоже стукнула по столу. — Слова вы должны» не обращают к венценосцам![12] Нет, это вы должны согнуть свою жестокую шею, повиноваться, приходить и уходить по моему зову, как делают те, кто старше и лучше вас!

У юного Ноллиса от ужаса глаза полезли на лоб, кузен Говард с каменным лицом медленно подвигался на край стула.

— И вы уйдете! — визжала я. — Уберетесь прочь от двора, в свои поместья, и будете сидеть там, покуда не научитесь служить мне со всем почтением!

Я, задыхаясь, вскочила на ноги. Казалось, все это происходит во сне — мой лорд тоже встал.

Его лицо только что было красным от гнева — теперь оно побелело и сверкало, словно у смертельно больного. Вся комната замерла.

— Что ж, — сказал он непривычным глухим голосом, — теперь я понял, каково это — служить… — Он замолк и выпустил каждое слово, будто стрелу с отравленным наконечником:

— Служить… незаконнорожденной… бабе!

Из глотки его вырвался звук, похожий на дикий хохот. Он оттолкнул стул и полуобернулся к дверям. В эту секунду я метнулась к нему, схватила за высокое плечо и развернула к себе лицом. Я не слышала слов, брыжжущих из моего открытого рта. Но эти, я знала, вырвались из глубин моей души: Никто не смеет называть меня незаконнорожденной…» Я отвела руку и с размаху дала ему пощечину.

— Ну, берегитесь!

Он молниеносно выхватил шпагу, убийственная ярость исказила его лицо. Говард с грохотом отшвырнул стул и очутился между нами, лицом к моему лорду.

— Ради всего святого! — заорал он. — Придите в себя! Это королева. Ее Величество, ваша государыня! Обнажать в ее присутствии шпагу — измена! Прочь! Прочь!

Он грубо вытолкал его за дверь, крича на ходу:

— Стража! Стража! Отведите милорда в его комнату, ему дурно. И пришлите Ее Величеству фрейлин с нюхательной солью, сию минуту!

Ему дурно.

Мне дурно.

Все дурно.

Однако когда я, задыхаясь и теряя сознание, рухнула на руки юному Ноуллзу, одно я знала наверняка — кто отправится в Ирландию.

Глава 8

Незаконнорожденная.

Я сидела в своей комнате, бесилась и смеялась.

Процарствовать сорок лет, чтобы снова услышать такое!

Это ли слово убило во мне любовь? Ибо она ушла, сердце окаменело. Однако оставалась Англия…

Женщина подлого рождения. Ублюдок.

Может, надо было отправить его в Тауэр? Бросить в тюрьму, казнить? Видит Бог, я желала его смерти. Но, как прежде с Марией, я не хотела стать его палачом… Раз так, может быть, дать ему большую веревку и он, подобно Марии, сам сплетет себе удавку?

— Вы не спите, мадам? Мне показалось, вы ненадолго уснули.

— Нет, милая, нет. Скажи, кто там прискакал к черному крыльцу?