— Гонец из Теобалдса, миледи, — лорд-казначей прислал сообщить, что благополучно добрался до места. Он благодарит Ваше Величество за дозволение не сопровождать вас этим летом в путешествии и надеется вернуться к вам в полном здравии до того еще, как заалеют ягоды на кустах.
Однако и он покинул меня, как покидали все, умер мирно в своей постели, молясь Господу до последней сладкой капли смерти». И, как после смерти Робина, на меня нашло помрачение, я лежала в постели и трое суток молча прощалась с ним.
Как мог он оставить меня в самую трудную минуту?
Впрочем, какая минута за пятьдесят лет не была самой трудной?
О, мой старый, самый лучший, самый любимый друг, встречай меня на небесах, я не заставлю тебя ждать долго. Позаботься, чтобы меня приняли по-королевски — ты всегда отстаивал мои интересы, всегда заботился обо мне, надеюсь, что и в вечном царствии мы будем править вместе, как правили здесь, внизу.
А год уходил, оставляя после себя единственное слово.
Незаконнорожденная.
Он сказал мне это в лицо.
Я — женщина подлого рождения?
Возможно, я и цинична, возможно, и должна быть стоиком, но подлая?
Пусть поцелует меня в самое подлое место!
И так я сказала про себя, когда решила отправить его в Ирландию. Несколько месяцев он протомился в поместье, я его не трогала. Но в Ирландию отправится он.
Пусть докажет свою верность.
Пусть хоть что-то выйдет из тлеющих развалин моей гордости и нашей любви, не для меня, так хоть для нашей страны!
Эта дьяволова плотина, Ирландия, прорвалась, из нее потоком хлынули напасти. Потерянный, дрожащий вернулся ко двору мой прежний поэт-лауреат Спенсер, ему пришлось уносить ноги из Ирландии, его перспективы были тоскливы, как день за окном.
— Эти скоты-ирландцы разрушают все прекрасное и доброе, что мы построили и насадили в их гнусном болоте! — доложил он, трясясь всем телом. — Пес-полукровка, их вождь, идет во главе своего песьего войска, подлых мужиков кернов и галоуглассов, по которым плачет виселица, он берет английские поселения, деревню за деревней, город за городом, режет людей, как скотину, а скотину — как чумных крыс!
Разумеется, он потерял все, как и остальные.
Молодой лорд, которого я послала командовать войском, лишился сестры — ее увез и обесчестил ирландский злодей, а затем и жизни в битве, которую назвали Бойней у Желтого Брода — величайшем поражении из всех, что случались на английской земле. Спенсер вслед за многими другими умер от страха и горя. А одна из потерь опечалила меня едва ли не так же, как смерть Берли: моя любимая фрейлина Радклифф, потеряв в Ирландии двух братьев, после того как двое других погибли в Нидерландах, зарылась бледным лицом в подушку и отошла в слезах.
Я тоже каждый раз умирала вместе со своими любимыми людьми. Однако одно было ясно, словно маяк, в этом черном море скорбей.
Кто-то должен отправиться в Ирландию.
Так пусть это будет он.
Покуда он готовился к отъезду, наступило Рождество. Я не хотела расставаться по-плохому, напротив, постаралась всячески ему помочь.
Назначила графом-маршалом — этот геральдический титул присваивается высшему полководцу Англии. И когда под музыку в присутствии он в сияющем прорезном камзоле цвета слоновой кости на черной подкладке, весь — нежность и пылкое обожание, повел меня в танце, последнем, — я знала это и решила последний раз его предупредить:
— Милорд, я многое стерпела…
Он сразу вспыхнул:
— А я, мадам? Разве подданные всегда не правы? А властитель не может ошибаться? Я не спустил бы такого даже вашему батюшке, королю Гарри! Вы преступили все законы нашей привязанности…
И это — человек, назвавший меня незаконнорожденной?
Я была само спокойствие.
— Довольно, я спрятала ваше оскорбление в карман, оно никогда не будет использовано против вас. Однако поостерегитесь ставить под сомнение мою власть. Я могу простить то, что затрагивает мою особу, но не скипетр и не государство. Задеть меня как женщину — одно; замахнуться на монарха — значит заслужить смерть.
— Я замахнулся на вас? О, Ваше Величество!
Он откинул великолепную голову и громко расхохотался.
Шут часто оказывается пророком, сказал сочинитель Шекспир.
Его отец успешно торговал овцами в Стратфорде-на-Эвоне. Откуда уорвикширский скототорговец знал больше, чем первый граф королевства?
Спросите Того, Кто сотворил нас всех, Он один знает.
Двадцать с лишним лет, с тех пор как впервые увидела его ребенком, наблюдала я за расцветом моего лорда. Теперь, словно летящему вниз метеору, ему оставались уже не годы — недели.
Однако он до последнего озарял небеса. Никто не покидал Англию с большими надеждами и с большей шумихой — женщины и дети бежали за его конем, целовали стремя, засовывали под поводья розы.
Приблизившись на прощанье к моей руке, он просил дозволения вернуться, когда пожелает.
Замялся, с трудом выговорил:
— Потому что… я буду тосковать в разлуке… не смогу долго жить вдали от вас.
Я поборола слабость:
— Разбейте бунтовщиков и возвращайтесь немедленно!
Он, словно не слыша резкого ответа, задержал мою руку в своей.