Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти

Оставив все сие позади, сани проследовали далее, ощутимо подпрыгивая, ибо снег еле прикрыл булыжники, между шеренгами рукомашествующих, факелоносящих, шапкоподбрасывающих, ликующих горожан, коим Королева улыбалась и кланялась, благословляя колыханием кисти, пока врата Городка Западного Минстера не приблизились, миновались и захлопнулись, так что пару мгновений сани скользили в относительной тишине по широкому проспекту мимо великих Колледжей и Храмов Созерцания, Министерств, Казарм к обширной набережной и на пристань, где при лучшей погоде становились в док посещающие монархов корабли. На сей набережной уже установлены были навесы, и Уна видела исчезающие экипажи, везущие достославный груз. Носились от кареты к карете ливрейные пажи и лакеи, застыли наготове конюхи, ждал своей минуты духовой ансамбль, обрамив собой спускавшуюся к пристани лестницу у высоких элладийских колонн. Данная лестница также была прикрыта навесами и вдобавок застелена коврами. Пылали предупредительными огнями жаровни, установленные по всей длине набережных стен, дабы обеспечить пространство светом и теплом, над ними же трепетали ряды штандартов, ловившие великолепием многоцветных шелков отражения пламени и вездесущего снега. А над флагами высилось густо-эбеновое небо, не освещенное ни единой звездой. Небо было огромный балдахин, накрывавший собою весь город: балдахин, сквозь завесу коего падали одинокие снежинки, дабы по возможности сбиться в сугробы или же сгинуть брызгами в огне.

Глориана хлопнула в ладоши, локтем ткнула Уну в ребра прежде, чем вспомнила о своем величии, и сделалась мрачным, прекрасным символом, требуемым обстоятельствами. Уна обрела ту же мрачность.

Дверцу саней отворил лорд Рууни. Королева низошла. Уна ступала следом.

Они вышагивали меж колоннами, пока медные фанфары возвещали явление Королевы; вниз по ступенькам к полыханию двух громадных факелов в руках пажей, укутанных с головы до ног в шкуры белых медведей. За пажами склоняли головы лорды и леди. Придворные, равно в белом, голубом и серебряном и с напудренными лицами, в тенях, отбрасываемых факелами, напоминали Уне скопление привидений, будто мертвецы восстали с целью засвидетельствовать почтение Императрице Альбиона в сию туманную Двенадцатую.

Под навесом, что простерся от пристани к деревянной лестнице, они со сдержанным достоинством прошли к боковому ковру, расстеленному на льду, откуда, также застлана, тропа вела к их павильону, трехстороннему, высокому, рябящему серебряными шелками, с троном из утонченной серебряной филиграни для Глорианы и выложенным белыми подушками креслом для Уны, сиречь главной прислужницы Снежной Королевы.

Наверху, на набережной, Уна в ожидании, пока Глориана усядется, проводила взглядом мычащую процессию нехотя бредущих быков; услышала крики гусей, коим суждено разделить бычью судьбу, увидела склад трута и бревен для костров, на коих сии создания будут приготовляться, брызжа соками, похрустывая кожей, набухая ароматной плотью, делаясь от жара и статнее, и вкуснее. Уна облизнула губу и, увидев, что Королева внизу, стала спускаться сама, дрожа от того, что вертюгаль, скосившись, дозволила острому бризу холодить коленки.

Посреди льда на платформе, схожей с эшафотом, сидели музыканты, настраивая свои инструменты, насколько сие было возможно. Навесы и ковры за пределами Королевского павильона были ради контраста зелеными и золотыми, и музыканты облеклись в малахитовую шерсть; судя по толщине – во много слоев. На набережной новые трубы выдували фанфары, еще более препятствуя настройке, Королева же смотрела вопросительно на Уну, что приостановилась. Затем Глориана поднялась так же медлительно, как собирались подтягивавшиеся сверху гуськом придворные.

На ковре, ведшем к трону, явилась фигура в складчатом одеянии цвета слоновой кости. Сняв горностаевую шапку, мужчина припал на одно колено. То был Марчилий Галлимари, мастер Королевских Гуляний.

– Ваше Величество.

– Все ли подготовлено, мастер Галлимари?

– Да, Ваше Величество! Они готовы! – Он говорил с ревностным, искренним воодушевлением.

– Тогда приступим. Графиня.

Уна деликатно кашлянула в ладонь. Скрывшись в тенях навеса, мастер Галлимари миновал стражей и исчез. Тогда Уна прокричала:

– Королева ниспосылает дары вдовам Йоля и сиротам Осени. Да выйдут они и да получат причитаемое.

Придворные расступились, и ливрейный паж протянул Уне подушку с покоящимися на ней двумя десятками лайковых кошелей. Взяв один, Уна поместила его в руку Королевы, в то время как первая нервничающая простолюдинка, дебелая матрона в полотняных платке и фартуке, робко взошла на ковер, опустив очи долу и тая застенчивую улыбку, присела в реверансе.

– Ваше Величество. Жители Южной Голипреданно шлют почтение Вашему Величеству и молятся о том, чтоб на них ни в жисть не пало поветрие.

– Мы благодарим тебя и жителей Южной Голи. Твое имя?

– Госпожа Скворцинг, Ваше Величество, вдова свечника Скворцинга.

– Распорядись сим мудро, госпожа Скворцинг, и, умоляем, исполняй свой долг. Мы сопереживаем твоему горю.