Когда Глория ехала домой после пяти, она все еще думала о своей матери и Бобби Пересе. Весь день ее мысли были заняты ничем другим, и она поняла, что даже если она расскажет кому-нибудь о том, что происходит, ей никто не поверит. Да и не было у нее никого кому можно подобное рассказать. После похорон Бенджамина Глория ни с кем не виделась. Она объясняла это тем, что была так занята своей новой жизнью матери-одиночки — теперь все лежало на ее плечах — и это, безусловно, было частью проблемы, но ей также не хотелось ни с кем разговаривать. Правда заключалась в том, что она не хотела отвечать на вопросы, не хотела быть объектом жалости, не хотела, чтобы ей напоминали о том, что она потеряла.
Паула была единственной подругой, на которую можно было положиться, чтобы все было ненавязчиво, и именно Пауле она позвонила в тот вечер после того, как уложила мальчиков спать. Она чувствовала себя одинокой и потерянной и хотела восстановить связь, хотела выйти из своей собственной головы и просто поговорить с кем-то, кто мог бы отвлечь ее от...
— Знаешь, — тараторила она, — сегодня я заправлялась в том месте, которое раньше было ARCO на бульваре Бреа, и я просто начала думать о том, как сильно все изменилось с тех пор, как я была ребенком. Наверное, это потому, что недавно вечером я увидела передачу на кабельном под названием
Глория улыбнулась. Все та же Паула.
— Я начал думать о других вещах, которые изменились, когда я не следила за ними. Например, когда
— Думаю, да, — сказала Глория.
— Привет, Глория? — продолжила Пола, ее голос внезапно стал более серьезным: — Прости, что не звонила тебе после похорон. Бенджамин был очень хорошим парнем. Но, знаешь, это как-то странно, когда умирает кто-то не очень старый. Трудно понять, как себя вести и что говорить. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, если честно.
— Да все в порядке, — успокоила ее Глория, — Я понимаю.
— Ты справляешься?
— Не уверена, но вроде да.
— Хорошо.
Тогда, к счастью, тема была исчерпана. После минутной тишины Паула заговорила вновь:
— Ты знаешь, кого я видела на днях? — спросила Пола. — Помнишь Ту? Та серьезная вьетнамская цыпочка, которая была в нашем книжном клубе?
— Господи! Это было десять лет тому назад.
— Да! Я видел ее в "Панере", знаешь, в торговом центре, где раньше был дешевый кинотеатр? Она очень растолстела. Я бы ее даже не узнала, но она узнала меня, и мне стало приятно. Помнишь, она была такой заносчивой, фальшивой и претенциозной, потому что собиралась получить докторскую степень? Ну так вот. Она работает в... маникюрном салоне! Можешь в такое поверить? Она смотрела на меня свысока, потому что я была простым клерком, работающим в "Бэрнс и Нобель". Но она забеременела от своего парня, который тут же бросил ее, когда узнал, а потом у нее родились близнецы! Ей пришлось оставить школу, и теперь она работает в маникюрном салоне, чтобы свести концы с концами. Как пали сильные мира сего. Мы собираемся пообедать на следующей неделе. Хочешь пойти с нами?
Глория проговорила по телефону больше часа, больше слушая, чем говоря, — именно так всегда проходили разговоры с Полой, — но, повесив трубку, она почувствовала себя лучше. Обед с Бобби Пересом мог стать ее первой неудачной попыткой вернуться в мир, но разговор с Полой, похоже, помог ей пройти часть этого пути. Или, по крайней мере, был шагом в правильном направлении.
А потом все пошло наперекосяк.