Глория мунди

Как мы доверили себя такому сказочному, полностью неправдоподобному ходу событий? Да еще расположились среди этого всего с комфортом! Ей-богу, сомнение намного резонней замыленного взгляда на жизнь. Я даже не знаю, жили те люди на свете, которые умерли? Или они просто снились нам? Куда же они подевались? И не ошибочно ли — то, что я живу?

А впрочем, лучше принять на вооружение слоган соседа-старика Богомолова: «Жизнь хороша и удивительна, если выпить предварительно!» и не ломать себе голову вечными вопросами бытия. Просто перепрыгивать с камня на камень, как путник переходит через горный поток, и делиться своей радостью, петь о солнце, о безумной любви, об изменчивом ветре, о ласточках, о бродяжничестве и беспечности, слова сами станут приходить ко мне, а я буду просто бросать их на бумагу и тут же забывать, пока тайна тайн не откроется мне, лик непостигаемого, прячущийся позади Вселенной.

В день рождения мэтр получил две телеграммы от известнейшего молдавского поэта, которого он много и плодотворно переводил. Первую: «Любим и ценим и любим». А вторую тот подредактировал: «Любим и ценим, ценим и любим». Видимо, забыл, что уже одну отправил…

— Поверишь ли, — сказал мой Учитель, — столько было звонков, что я не мог отойти от телефона даже по малой нужде!

Прошла зима. Весной именем моего Учителя в родном городке Угличе назвали старинную детскую библиотеку, да еще в ней решили устроить музей знаменитого земляка, о чем я не замедлила ему рассказать, позвонив по телефону.

Он помолчал, а через некоторое время произнес фразу, которой мог бы гордиться любой самый отрешенный йогин:

— А это не чересчур?

Я рассказала, что еду в Крым выступать на фестивале студентов и школьников, а заодно искупаться и позагорать, он это очень одобрил.

— Вы даже не представляете, как я сейчас выступаю! — говорю. — Я танцую, пою, а кроме всего прочего, глотаю факелы!

— А я вспомнил слово «гобелен», — сказал он. — И фамилию жены Антон Палыча — Книппер-Чехова! — с гордостью добавил он.

— Как это вам удалось??? — я искренне восхитилась.

— Очень просто! Песню «Полюшко-поле» написал композитор Книппер. Я даже вспомнил, как ее звали: совсем не Мария Павловна, как мы с тобой гадали, Мария Павловна — это сестра, а — Ольга Леонардовна! Так что теперь мы можем быть спокойны и счастливы.

— Ну — рада вас слышать и желаю вам хорошего дня, — сказала я.

— Могу себе представить, — ответил он.

В аэропорту я еще в Москве почувствовала себя вольной птицей — будто по жизни вела меня какая-то счастливая звезда, только не одна из видимых нами, нет, то была божественная и ангельская сила, явившаяся в образе звезды, ведь она двигалась с севера на юг, а звезды никогда не ходят от севера к югу.

От Краснодара ехали горами, через перевал, темнело, с пляжа возвращались курортники с полотенцами, в купальниках и вьетнамках, с надувными крокодилами. Я бросила вещи в гостинице и сразу побежала — окунулась в море: пустынный берег, теплая вода.

Вечно я волнуюсь перед выступлением, шуршу бумажками, штудирую философов и просветленных гуру, которые говорят с нами о сокровищах, неподвластных времени — Сократе, Платоне, Сенеке, Лао-цзы, листаю лихорадочно блокноты, заучиваю наизусть стихи. Гордая осанка, ритмичный стук каблуков, песня, идущая из самого сердца и рождающая в душе слушателей бурю чувств, эмоциональное, страстное, ритмичное повествование о том, что все мы — частицы Единой Реальности, старые знакомые, связанные друг с другом незримыми нитями космического происхождения.

Короче, поднимаюсь на сцену, передо мной притихший зал, все совершается само собой, без всяких усилий в нужный момент приходят нужные слова и жесты, время потолковать о многих вещах: о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях, о вдохновении, творчестве…

А между тем замечаю — какая-то странная волна движется по залу, только не та упоительная вибрация, которая подхватывает тебя, и ты летишь над океаном, ни боже мой! Нет ни малейшего отголоска и единенья душ: ребята шушукаются, посмеиваются в ладонь, передают друг другу по рядам — то ли журнал, то ли газету, издалека не поймешь.

Я увлекаю в даль светлую, диктую список литературы — только один, белобрысый, в майке с надписью «I tired» что-то записал к себе в айфон, потом показал соседу, тот сделал круглые глаза.

Ладно, я их отпустила, в конце концов, нам, зовущим воспарить над убожеством жизни, не привыкать! Сложила в рюкзак путеводные книжки, чашу Вселенной, привезенную из Гималаев, гудящую раковину ямабуси с Фудзиямы, иду мимо рядов, смотрю — лежит газета, развернутая на первой полосе, и — моя физиономия крупным планом!

Редкий случай, чтобы я была довольна собой, но тут даже залюбовалась, черт возьми, до чего хороша — ясноокая, с голубыми глазами. Правда, почему-то в разделе происшествий.

Читаю заголовок — и просто не верю своим глазам:

Марина Москвина отработает каждую бутылку!

Буквы поплыли, колени подогнулись, ноги стали ватными…