Глоток дождя

Пригнувшись, Черняк добрался вдоль стены особняка до эркера — закрытого балкона, — по водосточной трубе вскарабкался на второй этаж. Окно рядом с эркером было распахнуто. Андрей, уцепившись за подоконник, подтянулся и очутился в комнате, служившей, по-видимому, спальней. Он вышел в коридор и оказался на антресолях. По ковру, скрадывавшему шаги, Андрей направился к лестнице. На первом этаже кто-то перебегал из комнаты в комнату, хлопал дверьми.

Черняк вытащил парабеллум и сел на нижнюю ступеньку лестницы. Он знал, что долго ему ждать не придется.

Кунерт подошел к зеркалу, осмотрел себя с ног до головы. Левая рука была забинтована, правая держала плотно набитый портфель. Кунерт бросил последний взгляд на свое отражение и вздрогнул. Зеркало отразило его страх и отчаянье: он увидел Черняка.

— Стань лицом к стене, — негромко сказал Андрей.

Портфель упал к ногам Андрея. Кунерт привалился к стене, и Андрей услышал, как учащенно дышал бандит.

— Ты, все-таки... Черняк... Жалею, что тогда... в пансионате, не прикончил тебя...

— Мне не придется сожалеть, — жестко сказал Андрей. — У меня четкие инструкции на твой счет.

— Инструкции Доктора?.. А как ты поступишь с ним? Он тоже уйдет из Кабаньей пущи... Уйдет, а вы будете подыхать один за другим. — Пароксизм страха у Кунерта прошел, он говорил быстро, проникновенно. — Доктор хочет предстать перед будущими хозяевами как руководитель «повстанцев». Чем дольше вы продержитесь, тем выгоднее для него... Вы — разменная монета в его торге, и он боится, что я перехвачу сделку.

Поблизости затренькал телефон.

Андрей изумленно присвистнул.

— Ты на самом деле солидно обосновался.

— Здесь живет русский офицер из комендатуры.

— Вот как?

— Не надо удивляться. У этого русского есть коммерческие склонности, а деловые люди быстро сходятся.

Андрей перевел Кунерта в комнату, в которой находился телефон. Набрал номер Грошева. Бандит со странным в его положении любопытством наблюдал за Андреем.

— Митрохин слушает!

— Здравствуй, это Черняк.

На другом конце провода небольшая заминка.

— Андрей?

— Да! Я в городе, нахожусь на Привокзальной, 34.

— У Борисова!?

— Да-да, наверное. Здесь Кунерт. Приезжай с людьми. К дому подходите со стороны сада...

Андрей распахнул окно, присел в пол-оборота на подоконник.

— Где Рита?

Кунерт затравленно молчал, начиная понимать подлинную суть происходящего.

На газоне возле дома появились Митрохин и незнакомый парень.

— Вылезай! — Андрей отошел от окна.

Кунерт, стараясь не задеть перевязанную руку, неловко взгромоздился на подоконник и тяжело спрыгнул вниз. Парень деловито обыскал Кунерта и повел его прочь от дома, подталкивая в спину.

Андрей передал Митрохину портфель Кунерта, соскочил с подоконника на землю.

— Польский товарищ, — кивнул на парня Митрохин. — Несколько ночей мерзли вместе — поджидали Кунерта, побратались. Вот, оказывается, у кого отсиживался бандит...

— Слушай: мне и Внуку поручена ликвидация Кунерта. Доктора нервируют конкуренты...

— Работа движется к концу. Грошев ждет от тебя новой информации и личной встречи.

— Я оторвался от Внука на свой страх и риск. Сейчас возвращаюсь к Квачу. Если сможете избавить меня на несколько часов от Внука — встретимся.

— Постараемся, — заверил Митрохин.

...Через сорок минут Черняк занял свой пост в комиссионном магазине. Квач словно и не заметил отсутствия Андрея. Торговля шла споро.

Андрей хотел было уже покинуть пост, как вдруг ему почудился знакомый голос.

— Что нового, Ягеллон?

Скороговорка Квача:

— К сожалению, ничего. Никаких поступлений. Фарфор снова в цене, и знающие люди несут его только в крайней нужде.

— Что-то желтый ты сегодня, как японец. Нездоровится?

— Да-да, чувствую себя неважно. — Квач помялся. — Хронический гастрит — результат пренебрежения к еде.

— Питайся у Зелинского. — Андрей узнал в парне шофера автофургона. — Он готовит на людей без желудков!

Квач залился тонким булькающим смехом. В этот же момент в магазин вплыла Каркачева, в той же гимнастерке, в какой Черняк ее впервые увидел. Она прорезала толпу и остановилась перед конторкой, рядом с Голейшей, терпеливо дожидаясь, когда у Квача пройдет приступ смеха.

— Пришла попрощаться, Ягеллон Ягеллонович. Через день-два уезжаю. Тысячу раз спасибо вам за помощь. Все напрасно!

— Искренне сочувствую, пани.

Нарцисса Викторовна смахнула слезинку.

— До мельчайших подробностей знаю: в каких казематах хранились сокровища, кто присматривал за ними, кто паковал их перед последней дорогой. Я могу сосчитать каждый гвоздик, вбитый в ящики, могу проследить каждый оборот колес, уносивших шедевры к злодейскому огню. Вчера я вернулась из Инстербурга, там в лагере для военнопленных нашли конвойных, сопровождавших грузовики. Они все подтвердили.

— Сочувствую вашему горю! — воскликнул Квач. — Уничтожать предметы искусства — варварство!

Глубоко вздохнув, Нарцисса Викторовна направилась к выходу. Голейша спросил Квача:

— Ты действительно помогал этой русской?

Квач сконфуженно забормотал, словно его уличили в дурном поступке:

— Что вы? Какая помощь? Я только рассказал ей о том, что знаю.