Глоток дождя

Оставив листки в «ящике» у придорожного креста, Черняк переночевал в стожке, а утром отправился к болотистой низине, на которой выступали редкие, поросшие кустарником островки — их собирался обследовать Юзин. Андрей разыскал дряхлый челнок, вооружился шестом и оттолкнулся от берега.

За два дня Черняк прочесал все островки, но не обнаружил на них признаков присутствия людей, если не считать заброшенного охотничьего шалаша и кострища недельной давности. Не сюда ли забрели Блотин и Марек? Теперь понятно, почему здесь пустынно. Зловонный воздух, настырные комары, отсутствие надежного укрытия — живое существо не выдержало бы здесь долго.

На последних метрах пути подвел челнок — зачерпнул воды и пошел ко дну. Черняк оказался по грудь в вонючей зеленоватой тине. Добираясь до берега, он прыгал по зыбким кочкам, трижды срывался в воду и, облепленный ряской и бурыми водорослями, походил на водяного. Пришлось раздеваться донага и просушивать одежду на солнце. Что ж, надо привыкать к тому, что еще не раз придется сказать: никчемная работа, пустой номер — предположение оказалось неверным. С каждой ошибкой все меньше будет оставаться белых пятен или, как говорил Юзин, «слепоты».

Напялив влажноватую еще одежду, Черняк двинулся по тропе в сторону Кирхдорфа, в четырех километрах от которого находился «почтовый ящик». Что там в закладке от Грошева? «Да» или «нет»?

Огибая хутор новосела Чечета, работящего, доброжелательно относящегося к новой власти мужика, которого уже прочили на должность солтыса в Кирхдорфе, Черняк сошел с тропы в лес, чтобы не встречаться со знакомыми. Они не преминут справиться о Юзине, Андрей же не хотел этих распросов.

Пронзительный, а потому показавшийся близким, женский вопль заставил Черняка вздрогнуть. Так кричит человек, попавший в беду. Андрей рванулся к тропе. От хутора Чечета, спотыкаясь, то и дело оглядываясь, убегала в сторону поселка пани Малезинская.

Выждав, когда она пропала за поворотом, Черняк все-таки решил заглянуть к Чечетам. Распахнутая дверь поскрипывала на сквозняке. Черняк заглянул внутрь дома.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он.

Голос отозвался гулкостью комнаты. Но Черняк уже увидел, что комната не пуста. Были здесь и хозяин, и хозяйка, и четверо их детей — все с обезображенными, исковерканными телами. Лицо Чечета было превращено в кровавое месиво: наверное, били каблуками и прикладами.

Черняк с трудом передвигая ноги, вышел во двор. За спиной тоненько повизгивала дверь...

К концу дня Черняк миновал березовую рощицу, полную дегтярно-берестяных запахов, подошел к условному месту и с усталым безразличием вытащил гильзу.

«10 августа. Робинзону. Ткач прибыл, перевезен в Инстербург. Обеспечение дальнейшего хода операции согласно твоим предложениям. Соблюдай осторожность. Желаем успеха. Ведун».

Черняк еще раз переночевал в стожке и весь следующих день провел в нетерпеливом ожидании вечера, блуждая по лесам вокруг Кирхдорфа. В час, когда начало темнеть, он был в саду своей кирхдорфскои базы. Темный дом возвышался среди яблонь: пусто, безжизненно в нем. Дальше, через дорогу, светилось окно Борусевича. Он и был нужен Черняку.

Борусевич, как обычно, заставил себя ждать. Наконец выглянул.

— А-а! Появились! Что надо?

— Просьба есть к тебе, сосед.

— Какая еще просьба? — Борусевич забеспокоился.

— Пустяки. Мы на месяцок собираемся уехать. Присмотри за нашим домом, побереги от бродяг.

— Не сидится вам на месте. Малезинская трещит о вас на всех углах.

Это звучало как предостережение.

Андрей усмехнулся.

— Знаешь, сосед, есть такая пословица: собака лает — ветер носит...

Черняк вернулся к себе, открыл дверь и вставил ключ изнутри, потом через сад зашагал в лес.

Он уходил прочь от Кирхдорфа, изредка поглядывая на часы со светящимся циферблатом. В 23.45 он услышал выстрелы. Стреляли на окраине Кирхдорфа.

5

Черняк внушал Фомичу:

— Пересижу у тебя тревожные дни, а потом махну в заморские страны — капитал зарабатывать.

Малеев не верил.

— Сурьезен ты не по летам. Подобные тебе люди тюрьмы опасаются, а ты одну мысль держишь, о богатстве. Никак тебя не раскушу. Что ты за личность такая?

Черняк отшучивался и переводил разговор на другое. Две ночи провел он на малеевском хуторе, под пыльными стропилами чердака, на рассохшихся досках, усыпанных опилками и березовым листом. Поджидал Блотина. По утрам Черняк спускался вниз, и Малеев напоминал жене:

— Герта, корми гостя!

Женщина вздрагивала, торопливо выгребала на тарелку вареные картофелины, подкладывала жареной рыбы. Сыновья Малеева, одиннадцати и тринадцати лет, безбоязненно поглядывали на Черняка. Это они в первый же день пребывания Андрея на хуторе едва не застрелили его, балуясь карабином. Малеев, как ужаленный, выскочил из дому, надавал сыновьям оплеух, а карабин утопил в реке.