Читаем Глоток Шираза полностью

Лиза спрыгивает с подножки, падает на колени. Черт! Так ей и надо, нечего голосовать в потемках.*

* Я постоянно моталась по Окружной с Рублевки на Левобережную, на попутках быстрей, чем на автобусах и метро, в основном это были грузовики, легковушки брали за деньги, грузовики бесплатно, для компании. Со мной как-то все обходилось. Но я умею отбрить, а Таня – нет. Если то, что она пишет, приключилось с ней самой, могу вообразить, как она перетряслась.

Они уже здесь, в дверях

Врачиха усталая, еле на ногах стоит, и сутулый санитар с ящиком.

– Куда пройти?

Лиза указывает на комнату профессора.

– Где руки моют? Не пойду ж я к больному с немытыми руками!

Пальто повесили, руки вымыли, даже полотенце чистое нашлось.

Профессор тяжело дышит, лоб в испарине. Страшно.

Врачиха садится на краешек кровати, парень взгромождает ящик на тот стул, где совсем недавно сидел профессор, глядел то на Лизу, то в окно.

– Девушка, я к вам обращаюсь, кем приходитесь дедуле?

– Племянница.

– С ним проживаете?

– Нет. Но навещаю часто.

Пока профессора осматривают, Лиза узкими тропками пробирается к письменному столу. Успеет ли он закончить свой гениальный труд? Уберет ли бумаги с пола? Что-то он тут писал… «Учтите, вымоленный старым маразматиком поцелуй отрастил золотые шпоры на моих шлепанцах»… Письмо закончено, тут и постскриптум, и непреложное «Хватит с Вас»… Взять?

– Девушка!

Лиза возвращается в спальню.

– Госпитализируем вашего дедулю.

– Что с ним?

– Старость. Склеротические явления. Стенокардия. Один живет?

– Один.

– Вот видите!

– А дома ничего нельзя сделать? Я подежурю. Понимаете, он видный ученый. Генетик…

– Попытаемся.

Медбрат раскрывает чемоданчик. Значит, пытаются. Хрустят ампулы, свистит шприц, вбирающий лекарство.

– Дедуля, повернись чуток, вот так, достаточно.

Докторшин палец вместе с ваткой проваливается в дряблую ягодицу.

– Ей-богу, эти партийцы старой закалки ничуть себя не щадят. А так вообще-то дедуля крепкий. – Докторша надавливает на грушу, столбик ртути прыгает по ступенькам.

– Госпитализируем. «Иди за носилками», – говорит она санитару.

– У него должно быть направление в кардиоцентр. Он еще две недели тому назад должен был лечь, но заработался…

– Ищите.

Чтобы что-то найти, нужно вызвать в себе ощущение точного знания. Так она находила и менее важные вещи: резиновую шапочку в шкафу у подруги*, ключ от квартиры в песке на пляже. Сосредоточиться предельно. Где-то около кровати. В тумбочке. Лиза выдвигает верхний ящик, забитый бумагами, нет, не надо перебирать, надо вытащить нужную бумагу.

* Это же Таня нашла резиновую шапочку в моем шкафу! Ей и впрямь удавалось вызывать в себе «ощущение точного знания». В этом смысле и в тексте поразительные находки. Она пыталась меня учить. С вещами не вышло. А с точками зажима – да. Считай, что я задним числом прошла курс повышения квалификации. Действуя на ощупь, мои руки попадают в точку. Попадали… до недавней поры.

– Вот, – Лиза, не глядя на то, что у нее в руке, передает докторше. – Эта?

– Эта-то эта, да примут ли ночью?

– Примут, его обязательно примут. – Лизу трясет, и докторша это видит.

– Успокойтесь, – говорит докторша ласково, – поправится ваш дедуля. Профессор, – добавляет она, ознакомившись с направлением.

Скорая мягко трогает с места, мчится по той же дороге, где недавно Лиза ехала в грузовике. Темно. Лиза пытается вглядеться в лицо профессора; то ли ей кажется, то ли на самом деле профессор открыл глаза? Встречная машина окатила светом.

– Лиза!

– Да. Вам сейчас лучше не разговаривать. Вам нельзя волноваться.

– Мне?! Интересно, кто это мне может запретить волноваться, кто может заставить меня молчать? Кажется, я выпал в осадок. Кристаллизовался. Теперь я соль.

– Илья Львович!

– Да, это я. И, между прочим, не производите меня в идиота. Провал у меня только с именами. Отбили память. Кстати, вы сообразили прихватить направление в кардиоцентр?

– Да.

– Пять с плюсом по пятибалльной системе. В кармане пальто бумажник. Возьмите его, сейчас, чтобы я видел.

Лиза находит бумажник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза