Глоток Шираза

^* Порой меня на это дело так и подмывало. Я представляла себе, как в воздухе у меня перехватит дыхание и еще до удара о землю остановится сердце. И боли при расплющивании я уже не почувствую. Умереть молодой и красивой… Ах! Тут одной моей пациентке, пережившей Освенцим, позвонили из Праги и спросили, помнит ли она лагерный гимн, который сочинил заключенный, не доживший до свободы. Конечно, помнит: и самого автора, и гимн. Красивый парень, очень жаль, что погиб. Но, если бы он увидел, на кого она стала похожа, он бы ее тоже пожалел. Старость – не пикник на обочине. Про пикник я, кажется, приврала, но гимн мне старушка спела. Кстати, если б не я, она давно бы сидела в инвалидной коляске. Хорошо, что я не спрыгнула с пятнадцатого этажа. Старушке повезло.

Завклубом – пятикопеечный дурак, от него разит водкой и луком

Пьянство на рабочем месте нынче приравнивается к преступлению, тут не спасет и медаль «За взятие Берлина».

– Надо ставить, – протягивает он Лизе папку. Любопытный Ленин взирает с портрета, что же там такое? Прелюбопытнейшая пьеска…

– Посмотрю после репетиции.

– Полистать-то можно! Присядьте.

Лиза присаживается, открывает папку. «Хемингуэй из Чили».

– Хемингуэй, простите, американец.

Завклубом заволосател: и носище обросло и подбородок.

– Неважно. Он за коммунистов.

– Кто это сочинил?

Ленинский прищур. Догадайтесь, мол.

– Вы.

Лиза перелистывает страницы: Сальвадор Альенде, национально-освободительная война, Хемингуэй убивает тигра…

– Здесь все отражено. Кроме самоубийства. Этого нам не надо.

– Наклеим на грудь актеру табличку «Хемингуэй». Декорация – карта Чили с красными флажками. Места странствий Хемингуэя.

– Да! И приурочим к Победе. Или к Первомаю.

Из гримерки доносится пение. Это рыжий Мотя. Посмотреть бы на родителей, которые в наше время назвали сына Мотеле. И ничего. Живет себе. Играет в «Открытом финале» тупицу-писателя.

Каждый человек должен хоть раз в жизни побывать на сцене. Лиза поднимает ручку рубильника. Поворотный круг плывет под ее ногами… Что-то такое она воображала себе когда-то: пустой театр, поворотный круг – она в центре, на всеобщем обозрении. Лиза перебежками-перебежками – к рубильнику. Стоп машина.

Двадцать человек в сборе.

Народный театр конкурса не объявляет. Площадная труппа. Шекспир для бродячих актеров. Именно для них и написан «Сон в летнюю ночь». Когда-то артисты, не считая, разумеется, придворных, были площадными, уличными, зато теперь есть Всесоюзное театральное общество, куда самих придворных пускают строго по удостоверению. Самодеятельность подконтрольна, пьеса должна быть допущена к постановке соответствующей комиссией. Кому дело до Лизиной задумки – наделить каждого актера лечебной ролью? Она режиссер, а не психолог. В психдиспансере следили за репертуаром. Никакого Годо. Но ее и за Горького выставили. Ну не за Горького, конечно. За то, что она сунулась с просьбой снизить дозу аминазина тому же, кстати, Грише детдомовскому.

Государство обеспечивает сирот жилплощадью по достижении совершеннолетия. Но где взять столько жилплощади? Посему сирот провоцируют на какое-нибудь бесчинство – и в дурку. С заключением из психдиспансера их ждет дом инвалидов. Туда Гриша и угодит.^*