Глоток зеленого шартреза

Моя душа осаждена
Безумно странными грехами,
Она – как древняя жена
Перед своими женихами.

Она должна в чертоге прясть,

Склоняя взоры все суровей,
Чтоб победить глухую страсть,
Смирить мятежность буйной крови.

Но если бой неравен стал,

Я гордо вспомню клятву нашу
И, выйдя в пиршественный зал,
Возьму отравленную чашу.

И смерть придет ко мне на зов,

Как Одиссей, боец в Пергаме,
И будут вопли женихов
Под беспощадными стрелами.
1908

БОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ

Меня терзает злой недуг,
Я вся во власти яда жизни,
И стыдно мне моих подруг
В моей сверкающей отчизне.

При свете пламенных зарниц

Дрожат под плетью наслаждений
Толпы людей, зверей, и птиц,
И насекомых, и растений.

Их отвратительным теплом

И я согретая невольно,
Несусь в пространстве голубом,
Твердя старинное «довольно».

Светила смотрят все мрачней,

Но час тоски моей недолог,
И скоро в бездну мир червей
Помчит озлобленный осколок.

Комет бегущих душный чад

Убьет остатки атмосферы,
И диким ревом зарычат
Пустыни, горы и пещеры.

И ляжет жизнь в моей пыли,

Пьяна от сока смертных гроздий,
Сгниют и примут вид земли
Повсюду брошенные кости.

И снова будет торжество,

И снова буду я единой:
Необозримые равнины
И на равнинах никого.
1908

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Я уйду, убегу от тоски,
Я назад ни за что не взгляну,
Но, сжимая руками виски,
Я лицом упаду в тишину.

И пойду в голубые сады

Между ласковых серых равнин,
Чтобы рвать золотые плоды,
Потаенные сказки глубин.

Гибких трав вечереющий шелк

И второе мое бытие…
Да, сюда не прокрадется волк,
Там вцепившийся в горло мое.

Я пойду и присяду, устав,

Под уютный задумчивый куст,
И не двинется призрачность трав,
Горизонт будет нежен и пуст.

Пронесутся века, не года,

Но и здесь я печаль сохраню.
Так я буду бояться всегда
Возвращенья к распутному дню.
1908

ПОЭТУ

Пусть будет стих твой гибок, но упруг,
Как тополь зеленеющей долины,
Как грудь земли, куда вонзился плуг,
Как девушка, не знавшая мужчины.

Уверенную строгость береги:

Твой стих не должен ни порхать, ни биться.
Хотя у музы легкие шаги,
Она богиня, а не танцовщица.

И перебойных рифм веселый гам,

Соблазн уклонов легкий и свободный
Оставь, оставь накрашенным шутам,
Танцующим на площади народной.

И, выйдя на священные тропы,

Певучести пошли свои проклятья.
Пойми: она любовница толпы,
Как милостыни, ждет она объятья.
1908

* * *