Глубина

Кэролайн снимает дом в Хэмпстед-Хит, на холме с видом на парк. Иногда мы часами сидим в гостиной, из которой открывается прекрасный вид на Кенвуд-хаус, – просто наблюдаем за людьми, приезжающими навестить знаменитую русскую пару, живущую там, и разговариваем.

Постоянно говорим: о любви, о жизни и о всех наших испытаниях. О ее покойном муже. Даже о сексе. Конечно, я тоже рассказала ей все о Марке. Мне нравится проводить с ней время. Мы даже не утруждаемся притворяться, что я шью для нее платья. Это простая формальность, крошечная часть того, что действительно нас объединяет.

И я влюбилась в этот дом, потому что это место, где живет она. Надеюсь, она никогда не вернется в Америку. Я уже запомнила все свои любимые места для отдыха, все ее лучшие платья – по одному каждого цвета, чтобы отпраздновать, по ее словам, современное вдовство.

Она может показаться грубой, но она совсем не такая. Сама по себе наследница, а теперь и наследница состояния покойного мужа, я знаю, что она, должно быть, невероятно богата, но в ней есть какая-то сладость, свежесть, которая кажется такой чистой, такой приятной. Так не похоже на светских дам, которых я знала в Лондоне. Я не могу отделаться от мысли, что одного из ее платьев хватило бы, чтобы погасить долг Марка. Не то чтобы я когда-нибудь говорила ей об этом. Мне не нужна ее жалость.

1 июля 1911 года

Это была моя судьба – выжить, говорит мне Кэролайн каждый день. Я не должна испытывать вину за то, что живу, когда умерли мои подруги. Но если это правда, то почему у меня каждое утро такие изнурительные боли? Болит голова, ломит кости, живот сводит спазмом. Я верю, что это вина, но Кэролайн не приемлет подобного. Она хочет, чтобы меня осмотрел ее врач, и настаивает, что все оплатит. Я должна отнестись к этому серьезно, убеждает она.

Итак, я сдалась. Завтра я должна встретиться с ее врачом.

5 июля 1911 года

Я еще не рассказала Марку. Произнесенное вслух только сделает все реальнее.

И, кроме того, я боюсь, что он догадается о той темной мысли, которую я постоянно прокручиваю в голове, о мысли, которой я поделюсь только на этих личных страницах. Мысль о том, чтобы от этого избавиться.

Я слышала о подобном. Знахари и им подобные, которые могут дать эликсир, небольшую дозу яда, достаточную, чтобы заставить нерожденный плод истечь из тела кровью. Болезненно, но пройдет через несколько недель. Хотя иногда говорят, что это может стоить жизни матери. Нет никакой уверенности, что это безопасно.

Кэролайн, милая Кэролайн. Она говорит, что поможет мне. Поможет нам. Она попросила Марка и меня переехать к ней. У меня будет лучший уход. И хотя это необычно – даже безумно, – я испытываю искушение согласиться.

2 сентября 1911 года

Все это очень из ряда вон. Я знаю. Но последние месяцы были похожи на лето из очаровательного романа. Кэролайн беспокоится, что, как только ребенок родится, я могу передумать, но она ошибается. Она может дать ребенку жизнь, которую мы не смогли бы дать. А взамен у нас будет достаточно денег, чтобы жить вечно в комфорте, чтобы расплатиться со всеми долгами Марка и навсегда оставить позади безобразное прошлое. Это Сделка, на которую мы согласились. Я не откажусь от своего слова.

Марк тоже расцвел. Он уже больше двух месяцев не заходил в игорный дом. И хотя он пытался противиться проживанию под одной крышей, но наконец отказался от идеи возвращения в свою унылую квартиру по вечерам. Он оставался с нами, и это делает меня такой счастливой. Наши прогулки по саду. Поздние вечера в гостиной, полной диковинных произведений искусства, выходящей окнами на запад. И хотя Кэролайн выделила ему собственные комнаты, ночи он обычно проводит у меня.

Иногда мне кажется, что на лице Кэролайн мелькает что-то похожее на зависть, и я ее не виню. Купаться в такой любви, как наша, – это благословение. Я знаю, что это не похоже на то, что она испытывала с Генри, ее покойным мужем. Я знаю, что она тоже жаждет этой любви. Но в каком-то смысле у нее это уже есть, потому что я чувствую, как сердце Марка с каждым днем обращается к ней все больше и больше, как и мое. Мы любим друг друга и любим ее. Это прекрасно.

1 ноября 1911 года

Тяжко. Не знаю, с чего начать. Во-первых, мое тело мне не принадлежит. Я ненавижу это гигантское существо, в которое я превратилась. Я жажду Марка больше, чем когда-либо, но мое тело отказывается от него. Я все время чувствую себя ограниченной и больной.

И легкость Кэролайн, то самое, что всегда заставляло меня так ее любить, теперь заставляет мое сердце страдать от ревности. Я не могу сказать, к чему именно. То ли к ее совершенному, безупречному телу, то ли к улыбке, которая никогда не знает сомнений и тревог, которые выпали мне. Или к тому вечному оптимизму, от которого несет избранностью. Или к тому, что Марк тоже все это видит, только с блеском в глазах и животной похотью. Всегда предупреждала, что могу читать его мысли, и я могу. Я знаю, чего он хочет.