Глубина моря. Открытое море

– Расскажи, – попросила Штеффи.

– Она сказала, что теперь моя очередь угощать, – сквозь слезы стала рассказывать Нелли. – У нее же постоянно есть деньги, а у меня – никогда. Я сказала, что у меня нет денег, а она ответила, что взять пару горстей карамелек в магазине – проще простого. Она выманит торговца на склад, а я возьму карамельки и убегу, прежде чем он вернется.

– Тогда она тоже виновата, – сказала Штеффи. – Не меньше, чем ты.

– Ну и что, – с горечью сказала Нелли. – Ее мама никогда не сердится. Всегда наказывают меня, если что-то разобьется или сломается.

– Но тогда почему ты с ней дружишь? У тебя же есть другие подруги. Соня, например.

– Я ей нравлюсь, – сказала Нелли. – Я имею в виду Мауд.

– Соне ведь ты тоже нравишься?

– Да, наверное, нравлюсь. Но она постоянно ждет, когда я что-нибудь придумаю. И постоянно болтает о своей бабушке, и о тетушках, и кузинах, и обо всех людях, которых она знает на других островах, и о том, за кого она выйдет замуж, когда вырастет.

– Но она – твоя подруга, – сказала Штеффи. – Не забывай об этом. Вы дружите с тех пор, как ты начала учиться в школе. Она останется здесь осенью, когда Мауд уедет в Гётеборг. Здесь, где ты живешь.

Нелли поднялась. Она взяла сумку и спрятала ее в самый дальний угол чулана.

– Ты останешься? – спросила она. – Пока тетя Альма не вернется домой?

Штеффи кивнула.

– Конечно, останусь.

Они успели все рассказать тете Альме до того, как позвонил торговец. Тетя Альма рассердилась, и Нелли пришлось просить прощения. Сначала у тети Альмы, затем – у Иисуса, на коленях. Штеффи смотрела в сторону.

Но когда тетя Альма услышала о том, как вел себя торговец, она рассердилась на него и сказала, что Нелли, конечно же, не стоит унижаться перед ним.

– Так обращаться с ребенком! Это не по-христиански.

– А как же Мауд? – сказала Штеффи. – Тетя Альма, вы поговорите с ее мамой?

Тетя Альма задумалась.

– Даже не знаю.

– Если бы это была Соня, – сказала Штеффи, – вы бы сразу же позвонили ее маме.

– Да, – сказала тетя Альма. – Но это другое дело. Они – люди особенные.

– Потому что снимают у вас дом?

– Ее муж – профессор, – сказала тетя Альма.

– Ну и что?

– Не будь такой упрямой, – сказала тетя Альма. – Вот чему тебя учат в школе? Выяснять отношения с лучшими людьми?

– Лучшими? Деньги и звучные титулы не делают их лучше.

– Ну хватит, – сказала тетя Альма.

В этот момент мама Мауд крикнула с верхнего этажа, что фру Линдберг просят к телефону. Тетя Альма ушла.

– Все это зря, – сказала Нелли. – Не думаю, что она поговорит с мамой Мауд. Но завтра я зайду в гости к Соне.

Лишь по пути домой Штеффи вспомнила о карточке в кармане. Но уже стемнело, и она не различала букв.

Внезапно Штеффи почувствовала беспричинную спешку. Нужно как можно скорее узнать, что написано на этом небольшом куске твердой желтоватой бумаги.

Велосипедный фонарик отбрасывал тусклый свет на дорогу. Но как только Штеффи останавливала велосипед, генератор переставал получать ток и свет гас.

Она попробовала вращать переднее колесо, держа карточку перед фонариком. Ничего не вышло. Недостаточно трения. Придется подождать, пока не доберется до дома.

Штеффи изо всех сил крутила педали. Она поставила велосипед на углу и выхватила из кармана карточку. Остановилась перед освещенным кухонным окном подвала и прочла:

«Терезиенштадт, 3 июля 1943

Милая моя Штеффи,

Прости меня, я был не в силах написать раньше. Мама умерла от тифа семнадцатого июня. Горю нет конца. Постарайся рассказать об этом Нелли как можно более деликатно.

Твой папа».

Глава 33

Только тридцать слов.

Тридцать слов, тяжелых, словно каменные глыбы у берега. Темные, неподвижные. Их тяжесть прижимала к земле и грозила раздавить ее.

Недавняя спешка исчезла. Штеффи словно парализовало. Медленно опустилась рука, державшая карточку, и бессильно повисла вдоль тела. Ноги словно вросли в землю.

Ноги подгибались. Все кости, мускулы и хрящи, казалось, растворились. Тело стало дрожащей массой, как тошнотворные голубые медузы на краю берега.

Ей хотелось кричать, но голос тоже пропал. Слабый стон – вот все, что сорвалось с ее губ.

Штеффи провалилась в черную дыру. Черное ничто затянуло ее в водоворот отчаяния.

Тетя Марта открыла дверь подвала.

– Штеффи? Штеффи, это ты? Почему ты не заходишь?

И добавила беспокойным голосом:

– Что случилось? Почему ты там лежишь? Ты заболела?

Прошло порядком времени, прежде чем к Штеффи вернулся дар речи. Тетя Марта помогла ей подняться и бережно отвела к кухонному дивану. Обняла ее и прижала темноволосую голову к своей груди. Тихим голосом сказала:

– Моя девочка, моя милая маленькая девочка.

Хотя Штеффи не произнесли ни слова и хотя тетя Марта не могла прочесть по-немецки текст на карточке, Штеффи знала, что тетя Марта догадалась. Она поняла.