Глубинная ловушка

Память мгновенно находит в своих закутках полный аналог зрительного отпечатка. Сознание в сумасшедшем темпе листает кадры: концовку последнего погружения в Норвежском море, исчезновение британского водолаза, появление подлодки малого класса… Картинка совпадает до мелочей, кроме одной детали – чернеющее изображение кормы подлодки становится расплывчатым, постепенно уменьшается и спустя несколько секунд бесследно исчезает.

Спохватываюсь, когда в мешке вновь булькает вода.

Поглядывая вверх, продолжаю подъем. С каждой минутой поверхность становится светлее, и наконец мне удается рассмотреть несколько фигур, балансирующих выше и немного в стороне. Приготовив автомат, корректирую направление.

Подбираюсь ближе. Еще немного…

По снаряжению и комбинезонам узнаю своих. Слава богу!!!

Но почему их четверо? Почему они не на промежуточной глубине? И почему в движении лишь двое?..

* * *

Фурцев, Золотухин и я с осторожною спешкой поднимаем на поверхность пару Устюжанина. Связь по-прежнему не работает. Из нервной жестикуляции подчиненных я понял две вещи: чужие осуществили внезапное нападение из глубины; исчезли они в том же направлении, прихватив с собой Анну Воронец.

Поверхность.

Срываю маску и призывно машу сидящему в лодке мичману. Не видит, черт бы его побрал!

Вытаскиваю из левого рукава сигнальный патрон, отворачиваю крышку и, рванув шнур, вытягиваю руку. Из патрона валит оранжевый дым, не увидеть который невозможно.

Однако флегматичный мичман смотрит в другую сторону. Идиот!

Поднимаю над водой автомат и даю вверх короткую очередь.

Наконец-то очнулся и заметил. Лодка поворачивает к нам нос…

Золотухин поддерживает над водой голову Устюжанина; Фурцев помогает дышать его напарнику. Оба живы, но состояние тяжелое.

– Почему не преследовали чужих? Почему не отбили гражданского эксперта?!

Золотухин оправдывается:

– Нападение было молниеносным – мы ничего не успели сделать. Услышали щелчки от выстрелов и приказ Устюжанина подойти для оказания поддержки. Больше они не отзывались и сами на связь не выходили.

Фурцев мрачно добавляет:

– Мы быстро пошли на глубину и были на месте минуты через две, но там было все кончено. И никого, кроме наших раненых.

– А панель?! Почему ею не воспользовались?

– Панели не было, Евгений Арнольдович. Скорее всего, Григорий Иванович ее выронил.

Поднимаем наших товарищей в подошедшую шлюпку. Поднимаемся сами. Мичман правит к борту корабля…

– Посмотри, что у меня там? – поворачиваюсь к Фурцеву спиной.

– Ого! Пуля торчит.

– Глубоко вошла?

– А черт ее знает. Сантиметра на четыре.

– Тащи.

Ощущаю его робкое прикосновение к пуле.

– Может, потерпите до врача?

– Тащи, говорю! И не вздумай потом расколоться доку.

Парень он здоровый – я не успеваю ругнуться матом, как удлиненная пуля мягко выходит из моей плоти.

БПК медленно увеличивается в размерах, скоро предстоит подняться по трапу и предстать перед генералом. Мне ужасно стыдно за провал подводной миссии, но более всего огорчает исчезновение Анны и тяжелые ранения моих товарищей.

«Пипец!» – сокрушенно качаю головой и закрываю глаза, чтоб не видеть дело своих рук.

– Георгий Иванович очнулся, – радостно сообщает Золотухин.

Слава тебе господи! Хотя бы одна хорошая новость за последние пятьсот часов жизни.

– Женька! – увидев меня, силится улыбнуться Устюжанин.

– Я тут, Жора. Как ты?

– Нормально. Спасибо тебе, Жень.

– За что?!

– Ты вовремя стал палить снизу, – говорит свистящим шепотом друг. – Одного чужого подранил, да и мы сразу просекли опасность – мужиков с площадки позвали, из автоматов двоих подрезали. Короче, если бы не ты – лежать нам в холодильнике рядом с Борей.

– Тебя в грудь задело?

– Похоже. И в бедро. Кость, что ли, задета…

– Ну, тогда помолчи, приятель, не трать зря силы. Подходим к кораблю. Сейчас сдадим вас доктору…

– А сам небось пойдешь вниз?

Я покусываю в раздумье нижнюю губу, пробую шевельнуть левой рукой. И уверенно киваю:

– Пойду. Если получится убедить генерала.

Глава шестая. Море Лаптевых

Георгий чувствовал себя неважно: дышал трудно, с хрипами, то и дело надсадно кашлял. Его и напарника освободили от снаряжения и комбинезонов; доктор поспешно осмотрел их, после чего приказал срочно перенести в мед-блок.

Я же, отодвинув в сторону Босса, предстал перед Сергеем Сергеевичем, грозно скрестившим на груди руки. Однако мой и без того скупой доклад был вероломно прерван им задолго до кульминации.

– Ну, Евгений Арнольдович, – обратился он ко мне со зловещим присвистом, – на этот раз я обещаю всерьез подумать о твоем переводе на Каспий!..

– Товарищ генерал-лейтенант, если по телику каждый день показывать задницу бабуина, то через месяц у нее будет президентский рейтинг.

– Это ты к чему?

– К Каспию. Данное место службы меня уже давно не пугает.

– Хорошо, я учту. И подберу для тебя местечко похуже, – мелко кивает он и заводит коронный монолог, в котором самое доброе словцо, отправленное в мой адрес, было столь нецензурным, что повторять его на людях опасно.