Я открыла двери его комнаты, просто так по привычке, без стука, хотела улыбнуться ему, скрывая все свои мысли и делать вид, что все хорошо, но... Он лежал в постели, обнимая Сару, прижимал ее к себе, целовал ее, оба лежали под одеялом, он гладил ее рукой по обнаженному плечу. О господи. Весь мир перед глазами пошатнулся. Да, сказать, мы просто друзья — это одно, но быть с другой женщиной? Это уже иное. Теперь до меня в полной мере доходил смысл того, насколько я сильно себя обманывала. Они оба резко обернулись ко мне, а я была не в силах ничего произнести, поэтому просто рванула бежать, сама не зная куда. Выбежав на улицу, я обернулась и посмотрела наверх, там, где была комната Джека. Сердце екнуло, бешено заколотилось от жгучей боли, я задыхалась, душа, казалось, умирала во мне, медленно разрывая меня на части. Мне так хотелось кричать, так хотелось раздавить свое сердце, чтобы просто не чувствовать этой боли. Боль, только жгучая, невыносимая боль. Я пошла к центральному кампусу — учебному зданию, мне казалось, что я разваливаюсь на части. В этом готическим здании находился спортзал — он был на первом этаже. Здесь находились самые разные тренажеры, шведская стенка, потолочные лестницы, канат, боксерская груша. Мне не хотелось ни о чем думать, я быстро переоделась в лежащую на «козле» форму и побежала по кругу, наворачивая километры. Зал был большой, просторный. Я размялась и перешла на тренажеры, потом на канат и ползала туда-сюда. То же самое делала с потолочными лестницами, и чувствовала себя при этом обезьяной, старалась не упасть. Но все это время постоянно Джек не выходил из головы, я все время только о нем и думала, и всю свою злость, ярость начала выплескивать на висящую боксерскую грушу, яростно и отчаянно стараясь забить ее, будто насмерть. Я боролась с ней так гневно, так яро, пока не поймала себя на том, что на ее месте представляю себе Джека. Я зарыдала, обняв грушу, будто заглаживая свою вину перед ней. Я была в отчаянии. За окном тем временем уже стемнело, солнце село, и небо заволокло тучами. Хотя на самом деле наверняка нет еще и десяти часов вечера. Я взглянула на свои часы — так и есть, и через двадцать минут начнется комендантский час, но для меня это было уже не проблемой. Сара сама как-то дала мне ключи от нашего корпуса, чтоб я могла приходить к ней в комнату, когда она устраивала у себя вечеринки, так что я могу не торопиться. Я перешла на шведскую стенку, тренируя мышцы, но мне было ужасно плохо, я была просто подавлена. Через полчаса мучений для стены я вышла на улицу — уже довольно темно, все улицы и тропинки кампуса пусты, почти во всех окнах погашен свет. Я вышла на корт и побежала по бетонной дороге вокруг поля, залитой специально для бега, сердце как будто уже не жило, там огромная дыра, поразившая его. Я все бежала и бежала, не в силах остановить себя, хотелось свернуть и убежать куда-нибудь отсюда, на совсем. Чтоб больше не видеть ни Джека, ни любимого в нем человека и Ангела. Я мчалась, пока ноги не отказали мне. Я остановилась и со слезами рухнула на колени, ободрав их, и опустила голову. Волосы, стянутые в шишку, растрепались, выбитые пряди длинной челки упали на лицо. Я встала, чувствуя себя разбитой на тысячи осколков, и пошла к себе в комнату. Прошла так тихо, что, казалось, никто и не заметил. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, как из обеих колен по ногам стекает кровь, было больно, но душевная боль заглушала физическую, и мне было плевать на эти раны. Я, не включая в комнате свет, сняла с себя всю одежу, натянула белый атласный халат и пошла в ванную. Я была поникшей, боль захлестывала меня с головой. Он уже не мой... Он не мой чудный Ангел, не мой Танат... Больше не мой Джек. Я вытерла слезы, наклонилась над раковиной, включила кран и умыла лицо. Когда я подняла голову, резко вздрогнула — в отражении, позади меня стоял Танат, скрестив руки на груди и прислонившись к стене у ванны. Я обернулась, вначале решив, что это просто галлюцинации. Но, не знаю, к счастью или горю, это, в самом деле, было так. Он пристально смотрел на меня. Что ж, видимо, я слишком была погружена в себя, что даже не заметила его здесь. Я снова отвернулась к зеркалу, посмотрев на себя — волосы растрепаны, пряди упали на лицо, глаза усталые, красные от слез. Но я не показывала ему своих эмоций, не считая того, что жгучую боль в глазах скрыть не могу, и снова повернулась к нему, посмотрев в глаза. Да, как же быстро все может поменяться, подумала я.