Глубины Тартара (СИ)

Я подняла голову. То, как он целовал меня в шею, то, как обнимал, противоречило его собственным словам — он говорил, что мы лишь друзья, но сейчас я чувствовала, что все еще нужна, что не безразлична ему. Это выдавали и его глаза — прекрасные голубые глаза цвета неба, которые я так люблю, и которые смотрят на меня, словно на самую прекрасную женщину в мире, и такой я себя и чувствовала рядом с ним. Для него я была самой лучшей, именно поэтому он сейчас обнимает меня, он не обязан этого делать, не должен греть меня, даже не должен держать за руку, но он это делает, и не потому, что он, как говорит Зевс, «мой раб», а потому, что все еще любит меня.

— Нам надо идти, — тихо сказал он.

Я кивнула, и он отпустил меня, зашагав дальше. Ветер утих, снежинки медленно падали на землю, песка уже совсем не было видно, сугробы из снега стали по колено, но во мне все еще было то тепло, которое он мне подарил за этот краткий миг нежности, миг свободы его чувств. И почему он мне лжет? Зачем ему это надо? Мне оставалось только гадать, но ведь если он так решил, значит, у него есть на то причины. Танат никогда ничего не делает просто так, и все же я люблю его, не смогу без него. Я искренне порадовалась, что оделась не в тапочки и не в кеды, а в берцы, но ноги все равно промерзали насквозь. Мы шли рука об руку, чтобы не отставать друг от друга, потом он обнял меня одной рукой за плечи, чтобы я не споткнулась и не поскользнулась на льду.

— Знаешь, — тихо, почти шепотом произнесла я, но этого было достаточно в этой пустой тишине, — Я все бы отдала, чтоб вернуться в те дни.

— Какие дни? — вполголоса спросил он.

Я улыбнулась, чувствуя, как стучат зубы.

— В Нью-Йорк, на два года назад. Чтобы ничего не помнить о своей прежней жизни и жить, как все, ничего не знать. Быть твоей лучшей подругой, так же непринужденно с тобой общаться, на все темы, которые только придут в голову, давать тебе списывать геометрию и алгебру перед уроками, — на этих словах мы оба улыбнулись, — Гулять на тусовках у меня или у тебя дома, учиться в Уэст-Истмане.

— Да, тогда было здорово...

Я не решалась задать вопрос, который так давно крутился у меня в голове, я хотела спросить, но язык не поворачивался. И все же я произнесла это:

— Как все могло так испортиться между нами?

Он посмотрел себе под ноги, продолжая шагать, и молчал. Почему? — точно не знаю. То ли не хотел отвечать, то ли нечего было сказать, а может, просто все и осталось по-прежнему, просто я все воспринимаю по-другому?

— Не знаю, — наконец произнес он, — Не знаю, все ли так испортилось. Просто недопонимание, вот и все. Если судить о человеческой жизни... — он вздохнул, — Если судить о человеческой жизни, ты так и осталась для меня той милой девчонкой — Карли, и ты все еще мне дорога.

Я заулыбалась и посмотрела на него.

— Правда?

Он тоже расплылся в улыбке и кивнул.

— Правда.

— Значит, есть шанс, что ес... когда мы вернемся, все будет по-прежнему? Как раньше?

Он сделал вид, что не услышал моей оговорки, а я все думала – «если мы вернемся». Джек кивнул.

— Есть шанс. Поверь, я тоже этого хочу.

В его глазах я читала, что не совсем этого он хочет. То есть совсем не этого, решила я, когда в сердце разливалось тепло от его улыбки. Он, как и я, хотел быть со мной, хотел не скрывать своей любви, заявить на весь мир: «Эта женщина — моя!», хотел обнимать меня, целовать.

Живу теперь всего одной мечтою,

Она, словно молитва на губах:

Хочу сходить с ума, лишь бы с тобою,

И умирать, лишь бы в твоих руках!

И снова строки в моей голове превратились в стихи, это напомнило мне, как мы улетали из моего города в Британию, вот только на сей раз я не решилась рассказать их Джеку, слишком боялась все испортить — уж лучше быть его лучшим другом, чем злейшим врагом. Он слишком дорог мне, чтобы его потерять.

Глава 18

И вот солнце пробилось сквозь тучи, освещая все вокруг. По мере того, как мы шли, все таяло на глазах, ручьи бежали по замерзшим холмам песка, все стало мокрым и чистым, тепло чувствовалось в воздухе свежестью, и Джек отпустил меня, больше не держа за руку и не обнимая. Потом снова полил ливень, но теплый, и я снова вспомнила нью-йоркскую весну, тот день, когда я просто мечтала поделиться с Джеком радостью того проливного дождя. Как до того, как он уехал, мы бродили под ливнями и смеялись, как дети. На самом деле мы и были детьми, и эти мгновения забыть невозможно. Невозможно забыть, как это было: сидя за одной партой мы обменивались записками с анекдотами, а потом нас двоих выгоняли из класса за хохот посреди занятия, как вместе ездили к океану семьями, как чуть не утопили друг друга, дуря в воде, и это было здорово. Я никогда не смогу забыть, как мы вместе ходили в «Скорпион», как были беззаботными Карли и Джеком. И сейчас было бы все идеально, если бы не огромная стая синонов впереди нас...

— Бежим, скорее! — воскликнул Джек, снова хватая меня за руку.