Глубокие воды

Судя по тону, ответа Виржини не ждет. Созваниваясь, мы часто сидим в дружелюбном молчании, связанные радиоволнами на расстоянии десяти тысяч миль так же, как в ту первую ночь в океане. Я не сомневаюсь, что кое-что на Амаранте действительно стало иным: штормы изрезали берега и вынесли за линию прилива новый пла́вник, деревья упали, и на их месте уже растут другие, развалины еще плотнее обросли лианами, но думаю, что да, остров по-прежнему прекрасен. Когда-то я презирал иностранцев, считающих эти золотые пески раем, ищущих там философский камень. Сейчас у меня смешанные чувства. Потому что, несмотря на весь мрак, – хотя в последнее время в жизни у нас обоих гораздо больше света, чем тьмы, – я искренне верю, что пережитое изменило ее к лучшему.

О «Путеводной звезде» Виржини не спрашивает. Переправляя грузы из порта в порт, я всегда высматриваю на волнах ее яхту. Вряд ли та все еще стоит у Амаранте – полагаю, ее давным-давно сорвали с якоря муссонные ветры и подхватили океанские течения. Я поклялся себе, хотя и не сказал об этом Виржини, что если каким-то чудом встречу «Путеводную звезду», то спасу все, что смогу унести. Я еще не решил, затоплю ли ее после этого или оставлю дрейфовать по океанам, как корабль-призрак, вечно ищущий свой путь.

Там, рядом с ней, кто-то еще, до меня доносится ее бормотание, затем шорох. Я представляю, как она прижимает телефонную трубку к груди и слушает. Еще шорох – и она возвращается, заканчивая хихикать, а когда обращается ко мне, голос звучит жизнерадостно.

– Джейк спрашивает, привезешь ли ты его мачете. Он говорит, что хочет расколоть еще парочку кокосов, когда мы в следующий раз будем в Малайзии. Уверяет, что не разучился.

Этот парень – вечный шутник. Идеальная пара для нее. Снова шум, и я пугаюсь, что связь прервалась, но потом на линии снова ясно звучит ее голос:

– Кое-кто хочет сказать тебе пару слов.

Я знаю, о ком она, и уголки моих губ приподнимаются в улыбке.

– Привет, дядя Кен-ку, – говорит Иззи.

– Привет, Иззи. – Девчушка еще слишком мала для телефонных разговоров, и я слышу, как ее направляет Виржини. – Что ты сегодня делала? Рисовала? – спрашиваю я.

Один из ее рисунков висит на холодильнике у меня в квартире. Туда же Мария прикрепляла картинки Фары и Адама. Конечно, это другой холодильник и другой дом, но, кажется, там он на своем месте.

– Мамотька, – говорит Иззи, и по тому, как неразборчиво звучит это слово, я понимаю, что у нее во рту большой палец.

– Ты рисовала мамочку? А насчет папы, его ты тоже нарисовала?

Виржини снова что-то ей шепчет.

– Ну же, Изабель.

«Изабель» означает «Божий дар».

– Малыф, – говорит Иззи.

– Ты нарисовала малыша?

– Малыф, – повторяет она. В этот момент телефон у моего виска дважды жужжит. Виржини скинула по электронной почте фото, и я ожидаю, что это будет снимок моей крестницы. Но на экране зернистое изображение в черной рамке – снимок УЗИ.

Виржини забирает у Иззи телефон.

– Мальчик, – говорит она, пока я любуюсь снимком. – Вот ножка, видишь? Адам.

Адам. Взгляд в будущее: жизнь – и эхо, способное исцелить раны.

Примечание автора об Амаранте

Живя на яхте в Малайзии, я познакомилась с другими круизёрами, которые рассказали мне, как около пятидесяти лет назад по нескольку месяцев жили на островах Чагос – райском архипелаге в Индийском океане. Их рассказы застряли в моем воображении, как песчинка в устрице, и я постепенно наслаивала на них другие места, идеи и впечатления, пока из всего этого не образовался вымышленный остров Амаранте.

Хотя мой Амаранте находится примерно там же, где и острова Чагос, которые лежат на 7° южной широты и 72° восточной долготы, в нем соединились реальные острова Индийского океана, которые я посетила в своих путешествиях, в первую очередь Андаманские и Сейшельские.

Даже когда я писала о прекрасных песках и плеске ласковых волн, я, подобно капитану Тенгку, преследуемому призраками погибшей семьи, постоянно чувствовала мрачную тень истории. Меня вела не только традиция островных историй, восходящая к «Робинзону Крузо» Даниеля Дефо (1719), который считается первым английским романом, но и прошлое реальных островов. На острове Росса, что в Андаманском архипелаге, который теперь принадлежит Индии, есть страшное здание, известное как Сотовая тюрьма, ныне музей, куда тогдашнее британское правительство Индии в период между 1858 и 1939 годами сослало больше восьмидесяти тысяч индийских и бирманских заключенных. У Британской империи также были каторжные поселения в Малайе, Пинанге, Малакке и Сингапуре.

Острова Чагос, на которых я не бывала, теперь официально называются Британской территорией в Индийском океане. В 1960–1970 годах британское правительство принудительно эвакуировало местное население и сдало архипелаг в аренду США, разместившим там стратегическую военную базу. Это соглашение действует по сей день.

Большинство документов о жестокостях, совершенных в этих местах и других каторжных колониях, считаются уничтоженными.