Глубокие воды

– Эй! – крикнула она, постучав по корпусу «Санта-Марии». – Есть кто дома? Витор? – Тендера у яхты не было, но она на всякий случай постучала снова. – Тереза?

Никто не показался. Шлюпка «Ласточки» тоже исчезла, как и дайверское снаряжение Роли с кормы «Ариэля». Наверное, отправились ловить рыбу, без нее – она слишком поздно проснулась. Завтра нужно быть готовой вовремя. Виржини откинулась на банку и позволила шлюпке покачивать ее на волнах. Нижняя часть катамарана отражала солнечный свет, и она смотрела, как блики танцуют в воронках и завитках, проблесках и вихрях, беспрерывно меняясь, перемещаясь. После ссоры она просто радовалась минутам покоя.

Таких скандалов у них еще никогда не случалось. Конечно, Джейк оборонялся, но он был несправедлив к ней. И хуже всего его тон. Впервые он ей приказал. Она слишком хорошо знала, каково это, когда тобой помыкают, когда твой муж ожидает от тебя подчинения, требует его. Пожалуйста, пусть такое больше не повторится. Еще раз она не выдержит.

Не было какого-то одного события, которое положило конец ее первому браку, никакой грандиозной ссоры, просто ее собственное «я» постепенно таяло, исчезало, пока в один прекрасный день, начавшийся как обычно, она не ощутила, что от Виржини Дюран почти ничего не осталось. Она не кинулась собирать чемодан, она даже не поняла, что уходит от него, пока осознание этого не излилось вместе со слезами на кухне ее матери. Помогло расстояние между Лондоном и Парижем, она поняла, что вовсе не обязана возвращаться. «У тебя есть выбор», – сказала тогда мама. Когда она наконец вернулась – только за вещами, – мать, точно сторожевая собака, стояла у двери в квартиру. Освободившись от этой зависимости, Виржини поклялась себе, что никогда больше не позволит мужчине – да вообще кому-либо – так ее контролировать. А потому сейчас она не собирается сидеть сложа руки и позволять Джейку командовать ею. Она с таким трудом собрала себя по кускам: новая страна, арендная плата, которую она платила сама, работа, которую нашла сама, прошла собеседование, и ее взяли, несмотря на отсутствие опыта. Она считала, что они с Джейком – партнеры, равные члены команды. И сейчас она должна кое-что сделать, нравится ему это или нет.

Две канистры, стоявшие на дне шлюпки, были в идеальном состоянии – похоже, раньше ими не пользовались. Она не станет возвращать их Витору, она сохранит их. Да! Она сохранит подарок, она в своем праве. Но как перелить воду в их баки незаметно для Джейка, если он всегда на яхте? Можно спрятать канистры на острове. Тогда он не разозлится, даже не узнает, что она пошла против него. А если вода им понадобится, если они совсем отчаются, она принесет канистры, и он обрадуется и благодарно посмотрит на нее. Это станет ее вкладом в их партнерство, поможет им обоим.

Виржини оглянулась на «Путеводную звезду» – Джейк по-прежнему под палубой, так что если она собирается это сделать, то действовать нужно сейчас, пока он не видит. Оттолкнув шлюпку от «Санта-Марии», Виржини взялась за весла.

Цикады без умолку стрекотали в полуденной жаре, приближаясь к пику, который никогда не наступал. Виржини стояла на коленях, сгребая и копая песок с упорством муравья, она рыла яму с такой ожесточенностью, что сбилось дыхание.

Здесь, на восточной стороне острова, все было громче – грохот волн, шуршание каких-то существ в сухих водорослях у линии прилива. Что это за существа, она не знала и не собиралась отвлекаться на то, чтобы узнать. Здесь остров был куда суровее.

Когда она выгребала очередную горсть, пальцы наткнулись на что-то твердое. Она пошарила в песке, подцепила предмет и вытащила. Это было донышко миски из отполированной кокосовой скорлупы с отколотыми зазубренными краями. Она отряхнула находку, рассмотрела. На внешней стороне была вырезана морская сценка: волнистые линии, изображающие океан, над ними рыба в прыжке, под ними плывет черепаха. Миска была старой, похожие выставлялись у них в музее в шкафу рядом с «обезьяньими кулаками»[37] и безделушками из морских ракушек. Детали были выполнены с ювелирной точностью, выведена каждая пластинка черепашьего панциря. Судя по всему, миска принадлежала одному из каторжников или надзирателей. Но Виржини не могла представить, чтобы британский надзиратель часами вырезал на донышке миски рисунок. Наверняка миска принадлежала заключенному. Выходит, красота имела значение даже в самом суровом месте. А всегда ли красота имеет значение? Легче ли переносить заключение в таком месте, как Амаранте? Сияющее небо над головой, мягкий песок под ногами – помогает ли это хоть сколько-то? Или от всего этого только хуже? Она подумала, что власти, возможно, выбрали Амаранте неслучайно: вот рай, несущий боль.