Глубоко под землей

Придворных, собравшихся по случаю возвращения правителя, было немного: близкий круг королевы да постоянная свита короля. Сам Феермант, немолодой, лысоватый, сутулый мужчина, облаченный в простой черный наряд, украшенный массивной золотой цепью, уже был порядком раздражен ожиданием. Едва королева вошла, он поприветствовал ее сухим кивком и нетерпеливо указал на кресло рядом с собой. Элеонор изо всех сил пыталась не показывать боли, которую причинял ей каждый торопливый шаг, почтительно поцеловала руку супруга и с тихим вздохом облегчения села рядом с королем. Следом подошли Анна и Валентин. Мальчик по заученной привычке клюнул носиком в кожаную перчатку отца и проворно уселся на низенькой табуретке у ног матери. Фрейлина заняла свое место за троном королевы.

– Зовите гостей, – распорядился король, и церемониймейстер, почтительно склонившись, дал знак открыть парадные двери.

Все присутствующие с любопытством уставились на входящих. Во взгляде Элеонор явственно читалось волнение, король тоже был изрядно напряжен. Когда гости поравнялись с первыми кавалерами и дамами, по залу пронесся вздох восхищения.

Вошедших было пятеро: трое мужчин и две женщины. Возглавляли эту небольшую процессию, как было понятно по их поразительному сходству, брат и сестра. Но если мужчину можно было назвать настоящим красавцем, то те же самые черты лица привносили во внешность женщины излишнюю резкость и даже в какой-то степени грубость. Орлиный нос придавал гостю гордый, аристократический вид, а на лице его сестры выглядел слишком крючковатым, едва ли не достававшим до узких губ. Высокие рельефные скулы, подчеркнутые легкой щетиной, смотрелись очень мужественно, в то время как чрезмерная впалость щек у женщины придавала ей изможденный вид. Темно-карие, почти черные глаза под широкими бровями делали взгляд пронзительным, только от мужского взора придворные дамы закраснелись, чувствуя, как взбудораженные сердечки оживленно погнали кровь по венам, а от взгляда женщины всем становилось не по себе, словно он обжигал кожу до кровавых отметин. Разной была и походка: мужчина шел легко, развернув широкие плечи, и, несмотря на невысокий рост, будто сверху поглядывал на присутствующих. Его спутница, напротив, сильно сутулилась, втянув тонкую шею в покатые плечи, и напряженно осматривалась, будто подкрадывалась к королевской чете.

Шедшие позади, очевидно, были слугами: двое почти одинаковых мускулистых мужчин в солдатской форме и при оружии и коренастая крепкая женщина со здоровенными ручищами и бессмысленным выражением на лице.

Наряд гостей был выполнен в очень ярких, контрастных цветах – узкие красные и синие полоски так часто чередовались друг с другом, что вскоре у всех присутствующих зарябило в глазах от этой пестроты.

– Ваше величество, – низким голосом произнесла шедшая впереди женщина, и прибывшие склонились в поклоне перед королевской четой.

Феермант сделал нетерпеливый жест рукой.

– Эту женщину зовут Очури, с ней ее брат Онур, – представил он гостей своей супруге. – Они прибыли помочь тебе и нашему сыну.

– И как же они намерены это делать? – с напряжением в голосе спросила королева.

– Позвольте мне осмотреть ваше величество, – попросила женщина, и король согласно кивнул.

– Как? Здесь? – возразила пораженная Элеонор.

– Не беспокойтесь, – усмехнулась Очури и приблизилась к королеве. – Мне нужно только прикоснуться.

Она протянула руки, увитые браслетами со множеством маленьких круглых зеркалец, от которых тут же разбежались солнечные зайчики. Маленький инфант, как завороженный, смотрел на игру световых бликов.

– Мой дорогой супруг, избавьте меня от этого прилюдного унижения, – дрожа от возмущения, тихо взмолилась Элеонор.

– Пусть посмотрит, – процедил сквозь зубы король, и Очури, не встретив возражений, прикоснулась к животу королевы.

Элеонор тут же почувствовала, как резкая боль пронзила ее тело, и не смогла сдержать стон. Чужачка нахмурилась, но рук не отняла, продолжая водить ими, словно поглаживала живот, а Элеонор корчилась от чудовищной боли, словно это были не руки, а два острых лезвия. Когда прикосновения стали совсем невыносимыми, она в отчаянии крикнула:

– Хватит!

От громкого возгласа матери Валентин соскочил с табуретки и накинулся на Очури, молотя ее маленькими кулачками.

– Прекрати! – со злостью скомандовал Феермант сыну, но тот словно не слышал отца и продолжал мутузить чужачку, а та с какой-то странной улыбкой наблюдала за малышом, даже не пытаясь отстраниться от его легоньких ударов.