Глубокое синее море (др. пер.)

Еще парочка подобных замечаний, и еще один парусиновый мешок, но уже с содержимым, соскользнет с козел в воду. Линд исполнял на судне обязанности врача, а поскольку игру воображения ему было не занимать, то Линду не надо было ломать голову над причиной смерти.

ЕГО НАШЛИ МЕРТВЫМ У СЕБЯ В КАЮТЕ. ОТКАЗАЛО СЕРДЦЕ. Или: УЛЕГСЯ ПЬЯНЫМ СПАТЬ С ГОРЯЩЕЙ СИГАРЕТОЙ, ПОДЖЕГ ПОСТЕЛЬ И ЗАДОХНУЛСЯ В ДЫМУ. Или: УПАЛ И ПРОЛОМИЛ СЕБЕ ЧЕРЕП. УМЕР СПУСТЯ ДВА ДНЯ, ТАК И НЕ ПРИХОДЯ В СОЗНАНИЕ.

Все эти фразы вполне могли сгодиться для корабельного журнала, а в трупе между тем была бы такая доза морфия, которая смогла бы убить и динозавра. Разумеется, каждый случай смерти проверяется соответствующими странами, но эта проверка оставалась бы теорией, потому что, благодаря обстоятельствам, труп будет покоиться на глубине несколько тысяч футов, на дне Тихого океана.

Вполне возможно, что ты еще ошибаешься, сказал Годдер себе самому. Ты же ничего не знаешь, ты только предполагаешь и гадаешь. Ты знаешь, с какой целью это могло быть сделано и каким образом, но ни одного доказательства у тебя нет.

Сверкала молния, гремел гром, появился даже ветер, который принес прохладу.

Может быть, временный порядок получения радиограмм сыграл с ним злую шутку, разбудив в нем недоверие? Когда миссис Леннокс задала вопрос относительно холостых патронов, он сразу попался в ловушку. И для него часто фактом было бы то обстоятельство, которое бы считал возможным.

Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим. Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что было сделано? Ведь вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.

Но что в таком случае нужно думать о Красиски или как его величать? Если вся сцена действительно была разыграна, то должен быть подготовлен и побег — и в этом не было никакого сомнения. Независимо от того, каким бы высоким ни было вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же образом им удастся организовать побег Красиски?

Можно организовать побег после того, как его передадут властям Манилы. Только… Только версия эта имела одну заковыку: ведь совсем не исключалось, что жил на свете действительно польский еврей по фамилии Красиски, который был ботаником и погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в этом случае его бы не выставляли напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить аферу. А паспорта могли подделать великолепно — зачастую фальшивые паспорта бывают даже лучше настоящих. Но если попадается какой-нибудь дотошный репортер, тоже можно наскочить на неприятности.

Давай подумаем о Красиски, это проще, продолжал размышлять Годдер. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самым простым выходом из этого положения было организовать еще один случай со смертельным исходом и отправить труп за борт. И сценарий не надо было бы выдумывать такой сложный, как в первый раз. Ведь налицо уже все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны — самоубийство вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука. Никому ведь не пришло в голову, что он просто мог разорвать простыню на веревки и повеситься на ней. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, ничего больше нельзя сделать, так как он уже несколько часов мертв и даже успел застыть.

Но какому живому человеку смогут придать следы удушения, набухший язык и посиневшие губы очень характерного цвета? И тем не менее это наверняка тоже было продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, он ничего более не использовал — лишь светлый крем и обычную пудру. Ведь никто же не подходил к трупу ближе, чем на три ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. И его, естественно, пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда подумать о капитане Стине? Сообщник он или свидетель?

Мощный удар грома потряс каюту. Годдер уселся на койке и почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла Мадлен Леннокс в спальном костюме и нейлоновом халате.

— Я могу к вам войти? — спросила она.

Он раздвинул жалюзи.

— Конечно. Только разрешите мне сперва быстро что-нибудь накинуть на себя.

— Опять эта идиотская мужская стыдливость, — сказала она и вошла в каюту. — А ведь через пять секунд нас уже, возможно, и не будет.

Сверкнула молния, и тут же громыхнул сильный раскат грома. Он увидел, как она вся съежилась.

— На кораблях я всегда ужасно боюсь гроз. Ведь тут негде спрятаться, — прошептала она.